Читать «Том 2. Брат океана. Живая вода» онлайн - страница 524

Зацвел сад. Он начал распускаться ночью, будто нарочно, пока спят люди, чтобы явиться перед ними сразу во всей красе. Ночь была теплая, тихая, та переломная, — в Хакассии каждую весну бывает такая, — когда холодные горные ветры наконец иссякли и установилось надежное затишье. Люди спали крепче, чем всегда, не завывало в трубах, не звенели стекла, не шуршала на крышах дранка. Бывшая повариха Анисья — теперь садовод, дежурившая все последние ночи в саду с градусником, обрадовалась потеплению и ушла домой, тоже спать.

Наступило утро.

За околицей Главного стана, охватывая его с трех сторон — над прудом, садом, огородом и орошаемыми полями, висел розоватый утренний туман. Это небывалое здесь прежде явление природы теперь стало не редким. Из тумана, от плотины, доносился мерный, как дыхание, негромкий шум работающего насоса, заведенного для того, чтобы хозяйкам не крутить колодец, а брать воду поближе, в каналах.

Шум насоса, повторявшийся каждое утро в определенное время, стал для всех сигналом начинать день. В стойлах и дворах ржали кони, мычали коровы, блеяли овцы, просясь кто на водопой, кто на пастьбу, но хозяйки в первую очередь набирали воду: насос скоро остановят, и тогда выкачивай ее с двадцатиметровой глубины.

Вышел Ионыч, прищурился на солнце и отзвонил ненужную побудку: все уже проснулись. Погнали стадо. Позади, завистливо оглядывая парк, нехотя брел козел-дервиш. Из труб повалил кизячный дым, скопляясь над крышами в большие лохматые шапки. Было полное затишье — первое за всю весну.

Туман растаял, открылись голубые дали с ярко-зелеными пятнами поливных лугов и полей.

Ионыч прозвонил выход на работу. У гаража, конюшен, столовой замелькали люди. Около мазанки, в которой жила Домна Борисовна, крутилась маленькая — месяцев двух — гнедая кобылка Падчерица; она повелительно топала копытцами, тыкалась в дверь головой, нетерпеливо, громко ржала — просила есть. Домна Борисовна воспитывала ее на коровьем молоке — мать у кобылки болела.

— Домна Борисовна, вы дома? — крикнул проходивший мимо Павел Мироныч. — У вас тут гостья…

— Иду, иду. Я слышу.

Она вышла, завязывая одной рукой халат, другой приглаживая волосы, и сказала:

— Сегодня я дала себе волю выспаться.

— Пора, пора.

— Да, последние два года…

Но договаривать не стала: Павел Мироныч не меньше, чем она, прочувствовал эти годы больших тревог, трудов, бессонных ночей, больших свершений и радостей — памятные годы.

Падчерица толкала ее под бока, в грудь, дергала за халат.

Павел Мироныч похлопал Домну Борисовну по плечу и сказал:

— Маленьких, что ребят, что зверят, надо любить осторожно, незаметно. Иначе любовь только во вред. С этой Падчерицей у вас явная ошибка. Пускай бы кормили ее дежурные конюхи, а то вы все сами да сами, имели еще глупость в дом водить. И выкормили деспота себе на шею. Теперь придется переучивать. Вот к чему приводит глупая любовь да жалость.

…Пыля, фыркая, воя, сотрясая землю, сквозь поселок сновали тяжелые грузовики, перевозившие к реке от каменоломни девонский песчаник для постройки гидростанции. В механической мастерской шумно вздыхали мехи, стучали молотки, снова возвращая в строй оттрудившиеся машины. Домна Борисовна уже хлопотала в родилке около новых беспомощных жильцов. Ионыч, которого Софья Александровна послала в изолятор за Орешковым, никак не мог добраться назад в контору. Это походило на скачку с препятствиями: у механической Ионыча перехватил Хрунов и наладил отыскивать кладовщика, затем остановила заведующая столовой: