Читать «Приключения катера «Смелого»» онлайн - страница 32
Сергей Владимирович Диковский
Он смотрел на угли, стараясь понять, человек то поет или просто гудит усталая голова. А сквозь сонный плеск моря заметно пробивалась песенка, грустная и простая.
Оторвав мокрую голову от колен, комендант взглянул на синдо. Вот оно что. Песня сочится сквозь зубы. Руки шкипера закинуты в сонной истоме. Лицо неподвижно, а под ресницами настороженно тлеют глаза.
Прежде чем Косицын догадался, в чем дело, он почувствовал вкрадчивое прикосновение песни: душит, гнет, качает, баюкает… Что за чорт: кружатся звезды, качается берег… Точно палуба. Ерунда! А быть может, почудилось?
То была песня-петля, песня-удавка. Прозрачная, безобидная, цепкая, она незаметно обволакивала тело и усталую волю бойца.
Сквозь зубы он сказал себе самому:
— Я не хочу спать… Я не хочу спать… Не хочу!
Но песня была сильнее. Она сомкнула веки бойца, пригнула к коленям горячую голову. Спать. Все равно.
И вдруг комендант понял: вяжут сонного! Еще минута — и песня шаг за шагом уведет его в темноту… Сволочи! Как быка!
Он рванулся, крикнул что было сил:
— Врешь! Не выйдет! Молчи!
И песня оборвалась. Стал слышен ленивый плеск моря.
— Хорсо, — сказал шкипер. — Я буду не петь.
Он сплел руками колени и добавил, мечтательно сузив глаза:
— Извинице… Я думал делать приятность. Сибиряки любят красивые песни.
— Не сибиряк я… Молчи!
— Извинице, а кто?
— Не видите, — сказал Косицын угрюмо. — Теткин племянник.
— Теткин? Ах так. Интересно… Я думаю, вы, наверно, волжанин. Это тоже хорсо. Волжанские песни довольно приятны. Как это? Вы есть жив еще, моя старушек. Жив на привец, тебе, привец… Наверно, так? Очень хорсо! — Шкипер подумал и сказал почти шопотом: — Признаюсь между нами, я тоже уважаю… свой добру старушек. Интересно, что думает счас моя стару, моя добрую матерка?
Комендант пригорюнился, подпер кулаком небритую щеку.
— Думает… Известно что думает.
— Да? Очень интересно. Скажите, пожариста.
— Эх, и какую хитрую шельму я родила!
Они помолчали.
— Да… Ах так, — сказал шкипер отрывисто. — Хорсо. Вы знаете правило: смеется, кто сильный.
— Вот я и смеюсь.
— Оставьте это. Кто вы? Командир? Нет. Хозяин? Нет. Просто солдат. Мы все одинаково робинзоны.
— А я полагаю, робинзонов тут нет, — заметил боец, рассудительно, — одни жулики, а я при вас комендант. Понятно?
Он с трудом поднял голову и добавил зевнув:
— Волжские песни не пойте. Боюсь — рыбы подохнут.
VI
Дружный крик японцев вывел коменданта из дремы. Возбужденные «рыбаки» толпились на песке возле самой воды, громко приветствуя белую шхуну. Радист, оравший громче других, сорвал желтую куртку и размахивал над головой, хотя на шхуне и без того заметили группу — до корабля было не больше десяти кабельтовых.
Шхуна шла прямо к острову, и японцы наперебой объясняли Косицыну невеселую картину близкой расправы. Больше всех старался боцман, самолюбие которого было сильно уязвлено комендантом. Встав на цыпочки, он обвел рукой вокруг коротенькой шеи и высунул язык: «Что, дождался пенькового галстука?» Шкипер тут же любезно пояснил: