Читать «Царица Армянская» онлайн - страница 150
Серо Николаевич Ханзадян
Она, словно не услышав его, оставила вопрос без ответа и обернулась к
врачевателям:
— Сейчас вы должны будете показать все свое искусство.
Не представляя, чего хочет от них царица, врачеватели тем не менее
согласно склонили головы перед ней.
Мари-Луйс приказала хеттским жрецам раздеться догола. Кама Вараш
возопил, но воины тут же заставили его замолчать.
Царица обернулась к врачевателям:
— Итак, начинайте с Кама Вараша. Оскопите его.
— Не делайте этого! Прошу вас, не делайте! Я же теперь с вами, с
армянами! Ведь престолонаследник Каранни сам меня одарил! О боги!..
Врачеватели взяли его в кольцо.
— Я не доверяю тебе, Кама Вараш! — сказала Мари-Луйс — А сохранять
приверженность нашим догматам можно и будучи оскопленным. Вот мы тебя и
проверим. Постыдись. Возьми себя в руки. Мольбы и крики тебе не помогут.
Верховного жреца оскопили. Мари-Луйс сама дала ему успокоительного,
чтобы не очень страдал от боли.
Всю ночь она оставалась в храме, пока врачеватели не разделались со
всеми до единого хеттскими жрецами.
Домой возвращались на рассвете. Колесницей правил Таги-Усак.
Потрясенный содеянным царицей, он не различал дороги перед собой.
— Я вижу, мой раб, ты одобряешь меня, не так ли? — спросила Мари-Луйс
с усмешкой.
— Может, и так, — весь сжавшись, ответил Таги-Усак. — Ты людей за
людей не считаешь. Для тебя человек — безделица.
— И один из таких — это ты, мой возлюбленный. Царь Мурсилис, самый
жалкий из мужского рода-племени, с ума по мне сходил. Для меня он был как
осужденный на смерть раб, выкравший яйцо из хозяйского курятника. Но боги
увенчали его царской короной. Это было непреложно и примиряло меня с
ним...
— Знаю, знаю, великая царица! Все знаю! Глубоко несчастлив всяк, над
кем властен такой человек, как ты...
— Да я же стремлюсь облегчить людское страдание! Неужели не видишь,
не понимаешь этого? Я — друг человека! Может, единственный!..
Мари-Луйс улыбнулась. Лицо и глаза ее сделались нежными, мягкими. И
это так не вязалось со злом, которое она совершила. Губы ее, пухлые,
манящие, и вся она такая знакомая, близкая Таги-Усаку... Но душа стала
чужой, далекой, как звезды в небе...
Он чувствовал, царица довольна, что совершила жестокость, и ни о чем
не жалеет. Страшно-то как...
Таги-Усак знал, что она любит его, но далека, как никогда. И это
огорчало его. Немыслимо, что в одном человеке уживается столько всего: и
свет, и тьма, и нежность, и звериная жестокость. Он никогда не смел
открыто выразить ей своей любви и страсти. Не оттого ли и любит ее все
сильней и сильней?..
И за что такая мука? Пропади пропадом все его горькое
существование!..
Подстегнутый своими невеселыми думами, Таги-Усак осторожно спросил
ее:
— Избранница богов, неужто ты в душе не караешь себя за все, что
вершишь?..
Мари-Луйс усмехнулась:
— Отнюдь нет. Все это полезно...
— Чем?!
— Скажем, если бы мне довелось быть первосоздательницей всего, я бы