Читать «Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека» онлайн - страница 61

Леонтий Петрович достал послание и зачитал его, радуясь, что в нем нет на этот раз ни единого матерного слова, озвучивать которые ему как педагогу в обществе своих учеников было бы неловко.

— Ты поняла?

— Поняла, чего там непонятного.

— Поджаривают его, дура, без булды жарят, поняла? — неожиданно громко сказал Русецкий, занося рыжий кулак.

— Уже сказала я, что поняла. Поджаривают, а я-то что?

— Колись, дура!

— Чего колись-то, чего?!

Леонтий Петрович перехватил руку Русецкого и не без труда вернул на стол.

— Боря хочет сказать, что есть подозрение — ты что-то можешь знать.

Люся нервно забычковала окурок.

— Ничего я не знаю, что я могу знать?! — она вдруг заревела.

— Не надо слез, Люся, рассмотри доводы рассудка. Вы были… близки с Ромой, он мог случайно с тобой поделиться, намекнуть, проговориться, что грозят ему, что в историю попал нехорошую.

— Не делился он со мной, — проревела красотка сквозь прижатые к лицу ладони, — даже сигаретами не делился.

И Бухов, и Русецкий, и третий парень, и обе распричесанные их подружки смотрели на нее без восторга и сочувствия.

— Хочешь, Люся, станем рассуждать логически. Откуда бы взяться этому маниаку и садисту? На пустом месте только прыщ без подготовки вскакивает, а похищения на пустом месте не бывает. У тебя были с Ромой отношения, всякое случается между людьми, когда они спят друг с другом, верно?

Она продолжала глухо рыдать.

— Есть сведения, что у вас как раз случалось всякое. Не слишком ласковым был Рома. Друзья подтверждают. Иной раз сгоряча мог он применить к тебе средство посильнее, может быть, не вполне законное. Обидное даже. Ты могла не понять, что это от чувств особого рода, идущих из любовного корня. Ты могла затаить в своем сердце обиду. Могла ведь? Могла излить кому-нибудь? Могла. И тот, кому ты открыла дверцу души твоей, может быть, и не слишком истерзанной, чуть-чуть превратно тебя понял и по-своему употребил информацию к размышлению. А, Люся? Да что ты все ревешь?

Допрашиваемая отняла вдруг от лица ладони и выпрямилась. Красавица превратилась в чудовище. Обильные слезы развезли черную краску и красную помаду по всему скуластому личику самым неожиданным образом.

— Он сволочь, ваш Рома, сволочь и паскуда, — заговорила она быстро и почти спокойно, — он сам был садист и маньяк. Если б он меня только бил, все немного бьют, это ладно. А то отвезет на такси за город, бросит под дождем в лесу без копейки. Или, бывало, уже в кровати, уже легли: говорит, мол, на минуточку, водички попить, сам — раз за дверь и со шмотками моими куда-то на три дня… а я голая в чужой квартире сижу, трясусь, вдруг кто придет. Да что там… разве расскажешь… он такое иной раз…

Она опять разрыдалась в грязные ладони.

Леонтий Петрович повертел в пальцах пустую рюмку. Бухов хмыкнул, откусывая от огурца:

— Похоже на него.

Подполковник кивнул, характер бывшего воспитанника ему тоже был известен.

— Тем не менее, Люся, или, я бы сказал, тем более у нас есть основания множить свои подозрения против тебя. Серьезные подозрения. Если не только побои в твой адрес, но и изощренное что-то, покушение на месть вполне возможно.