Читать «Нас позвали высокие широты» онлайн - страница 4

Владислав Сергеевич Корякин

Столетие назад, по Салтыкову–Щедрину, науки делились на угодные начальству и не самые угодные. С тех пор положение не слишком изменилось. Определенно бал в науке в середине 50–х годов XX века правили физики и химики, а географы и геологи (судя по списочному составу Академии наук и государственным ассигнованиям, а также ЛенинскоСталинским премиям) оказались ближе к гуманитариям. Кроме деления наук на гуманитарные и естественные, иные корифеи неофициально выделяли еще и противоестественные, относя к ним марксистко–ленинскую философию и основные положения лысенкизма. Ситуация оказалась настолько непростой, что гляциологию каким–то образом отнесли к геофизике, включив ее в программу Международного Геофизического года на последнем, тринадцатом месте.

Наш руководитель по собственному опыту уделял особое внимание знакомству будущих зимовщиков с районом предстоящих исследований. В сентябре он отправил два рекогносцировочных отряда на Землю Франца—Иосифа и Новую Землю. В составе последнего оказался и я. Помимо начальника будущей Новоземельской гляциологической экспедиции в него вошли еще два недавних студента — географы Олег Яблонский и Альберт Бажев, примерно с таким же полевым опытом, как и мой. Эти парни заслуженно гордились своим участием в Амакинской экспедиции, открывшей знаменитые якутские алмазы. В первых числах сентября 1956 года мы вылетели из Москвы с аэродрома Главсевморпути у деревни Захарково, близ Химок, на Диксон, откуда мы собирались самолетом добираться до Новой Земли. Когда этот вариант не оправдался, уже морем мы перебрались в Архангельск, где вскоре узнали нечто, осложнившее наши первоначальные планы и вызвавшее в наших головах массу сомнений.

Преимущественно деревянный город в ту пору еще сохранял былые черты, вплоть до тесовых мостков на главной городской улице, из конца в конец которой ходил старомодный трамвай. Шикарную Двину тогда еще не перегораживал мост, а железнодорожный вокзал располагался на противоположном берегу в портовом районе Бакарица, куда надо было добираться рейдовым катером На улицах можно было еще услышать характерный поморский говор, способный озадачить жителя обеих столиц. Тем не менее целый ряд поморских слов уже прочно вошел в общерусский язык — наст, заструги, заряд, как и народная морская терминология для побережья: губа — залив фьордового типа, шар — пролив, соединяющий разные моря, сальма — то же в пределах одного моря и т. д. Даже мысы в поморском диалекте различались: острых очертаний — это нос, а для тупых — наволок.

От прошлого в городе в ту пору сохранялось также много старых деревянных домов затейливой архитектуры, часто с прихотливой резьбой по дереву в наружном убранстве. Картину города дополняли силуэты судов на Двине, подчинявшихся таинственному явлению под названием «северный завоз». Он начинался, когда арктические моря начинали замерзать и корабли десятками бросались во льды, часто в сопровождении оравы корреспондентов, воспевающих героический труд моряков по претворению планов Ленинского политбюро (совсем недавно Сталинского) в освоении высоких широт. По указанной причине полярников ожидало множество приключений, часто ненужных, но показательных для своего времени.