Читать «Нас позвали высокие широты» онлайн - страница 175

Зря мы иногда посмеиваемся над некоторыми слабостями Риммы Федоровны, достойной геологини послевоенного времени, когда на женщин свалилась вся тяжесть этой профессии, поскольку мужчины–геологи значительной частью погибли на фронте. Не будем забывать для примера, что якутские алмазы открыла тоже достойная женщина Лариса Попугаева (По рассказам причастных, не получила Государственной премии, будучи беспартийной.) Наблюдать, как в жуткую в погоду, примостившись в неудобной позе на обнажении, она орудует молотком, мурлыкая под нос «Закури, дорогой, закури…» или «Помню мезозойскую культуру…» из незабвенного студенческого репертуара послевоенной поры, нельзя без чувства уважения. В Арктику она пришла пораньше меня, причем начала работать в 50–х годах с самим Н. Н. Урванцевым, одним из самых известных геологов предвоенной поры, за которым месторождения современного Норильска и ликвидация «белых пятен» Таймыра и Северной Земли. Получить такого наставника в начале своего научного пути — везение выше среднего. Не сам тыкаешься носом, казалось бы, в неразрешимые проблемы, а под водительством умудренного наставника, прошедшего все и вся, который тебе подскажет, в трудную минутку поддержит, а надо, скажет все, что о тебе думает… Не могу пожаловаться на собственную школу, но, конечно, мне не хватало на Навой Земле подобного наставника. Отдает должное ребятам из отряда Ильина, хотя и с позиций своеобразного женского эгоцентризма:

— Нет, я бы так не смогла… Как вы на ледниках такое выносите…

Градусову, похоже, она не может простить равнодушие к геологии, в чем, несомненно, несправедлива. Нет–нет, а при обсуждении геологических проблем Ильин поинтересуется: «А девон — это сколько же лет?» Или его неожиданный комментарий: «Смотри–ка, моложе силура…» Порой задает вопросы, способные озадачить умудренного специалиста: «А самые древние породы — сколько лет? Четыре миллиарда — не может быть!.» В качестве помощника Соболевской он явно не на месте. Лихой водитель вездехода, для которого пересечение Таймыра что вдоль, что поперек раз плюнуть, совсем не подходит для дела, с которым бы справилась любая аккуратистка–студенточка, хотя сам Ильин видит свою роль в другом: «Мое дело — носить рюкзак за Риммой Федоровной и охранять ее от медведей».

Вот такие проблемы отряда, работающего, прямо скажем, в экстремальных условиях.

Мне не раз приходилось наблюдать, как не самые лучшие человеческие свойства в сходных условиях порой начинают буквально расцветать не лучшим образом. Приятно отметить, что у Ильина — ни намека на что–либо похожее. Знал, кого брать в свой отряд. Владимир Федорович определенно склонен к глубинным решениям, не лежащим на поверхности, причем задолго до выезда в поле. Сдержан и внешне не склонен проявлять своего руководства, но ни у кого здесь не возникает сомнений, кто здесь лидер. В этой роли напоминает айсберг: главное уже сделано на базе или даже на Большой земле, а здесь все предоставлено инициативе исполнителей. (Другое дело — их подбор, но это тоже сделано на Большой земле.) В поле Ильин пашет наравне со всеми, не меньше, а скорее больше… Главное в отряде — дело, что и определяет все остальное. Никаких вольных «мужских» разговоров, на которые наложено негласное табу. Только однажды Поляков, самый молодой и вдобавок неженатый, видимо, под влиянием солнечной и расслабляющей погоды, нарушил это «табу» неожиданным вопросом: «Владислав Сергеевич! А у вас были любовницы?»