Читать «Стать огнем» онлайн - страница 158

Парася выбрала Марию, потому что у них детки по срокам рождения близкие были. Рассуждения Василия Кузьмича запомнила: у женщины в разные периоды разный состав молока, после родов – один, а через несколько месяцев – другой. Лучше, когда кормилица родила в тот же срок, что родная мать дитятки. Так бабам и объяснила свое решение.

На улицу вышла – там мужики толпятся, курят. Мы, говорят, делегацию колхозных представителей с тобой оправить хотим – в защиту и оправдание нашего председателя.

Парася вспыхнула радостно, но Неубийбатько ее охладил:

– Посадят их в кутузку.

– Бесспорно, – согласился Андрей Константинович, вышедший следом за Парасей на крыльцо.

– Мне бы только лошадей справных и сани, – попросила Парася.

Ей дали таких лошадей и возчика, что домчались до Омска быстрей, чем когда-либо самого́ Степана Еремеевича довозили.

А в городе застопорилось.

Остановилась Парася у Марфы – не в гостинице же! Там Степан обычно ночевал, как его жена ни бранила, что семью брата обижает. Степушка говорил, не хочет-де лишние хлопоты Петру доставлять, да и время ограничено: надо дела в Омске быстро сделать, прикорнуть на три часика в гостинице – и домой, в колхозе без него сиротно. Святая правда! Без Степана у них и пожар, и всеобщая растерянность. Но гостинцы деревенские, которые Парася собирала, Степан честно отвозил: заскочит к брату на минутку, племянников пощекочет, подарки раздаст и пальцем погрозит: «Жду вас летом, оглоеды!»

Парасе не удалось добиться свидания с мужем. Простояв в очередях, не сцеживая молоко, она заработала грудницу. В больницу ее увезли с температурой под сорок. Почти беспамятную, со вздувшимися каменно-болезненными грудями, которые пришлось резать, точно брюкву, по кругу.

Со Степаном, расстрелянным по решению трибунала, она не простилась, только короткую весточку-записку получила.

«Кланяюсь. Простите. Скажите Парасе, пусть постарается детям образование дать».

Она плакала над этой записочкой и еще не знала, что будет плакать над ней многие годы, держала на вытянутых руках – чтобы слезы не размыли буквы, написанные химическим карандашом.

Приняла непростое решение – пусть увозят Фроловы Васятку, коль отцовская воля, коль он образование превыше всего ставит.

Однако когда вернулась после больницы в колхоз и оказалось, что Фроловы уже уехали вместе с Васяткой, затряслась от гнева – не дали с большаком проститься, слов напутственных сказать. Она сама бы им сыночка вручила, зачем же увозом?

Фроловы оставили записку. Жизнь начиналась какая– то… записочная.

«Прасковья Порфирьевна!

Ваше молчание мы вынуждены расценивать как согласие. Будьте уверены, что Василий получит все лучшее, что мы сможем дать. Он будет воспитываться с безусловным знанием того, каким выдающимся человеком был его отец и какой самоотверженной – мать. С учетом того, конечно, что детская психика может перенести в каждый определенный возрастной период. Мы сообщим Вам адрес своего нахождения для поддержания дальнейшей связи».