Читать «Стать огнем» онлайн - страница 153

Наталья Владимировна Нестерова

Степан лежал на нарах лицом к стене и увидел мать в щелочке. Мелькнула и пропала. Вспомнил, как говорила она, что самые опасные люди – завистники. Чужое благоденствие каждому костью под ребра колется, но не каждый ответную пакость учинит. Кто учинил, хоть мелкую, – не упускай его из виду.

Данилка Сорока напакостил Степану выше крыши. Но Степан, верный ученик Вадима Моисеевича, никогда не ставил личное выше общественного.

Сорока добивался Параси, а она вышла за Степана. Такое можно простить? Степану казалось – само собой. Он был счастлив, обретя суженую, и весь мир ему представлялся бархатно-радостным.

Сорока виновен в смерти родителей Степана. Но ведь он имел на руках приказ. Как отделить его вину от государственной воли? Мама тоже была не лыком шита, да и отца через колено легко не перекинешь.

У Степана никогда не было доказательств против Сороки. Или недосуг было их искать? Он все силы вкладывал, изматывался, недосыпал ради колхоза, на совесть наступал, помалкивая на окружкомах или отписываясь на идиотские распоряжения. Он стал, как выражался Фролов, дипломатом и политиком. Было у него время против Сороки поличья, то есть доказательства, собирать?

Степан не испытывал к Данилке личной ненависти. Его, Степаново, отношение к Данилке определялось одним словом – «морговал», то есть брезговал.

– Вот и проморговал, – вредно шепнула мать засыпающему Степану.

* * *

Сорока вызвал Степана Медведева на допрос поздней ночью. Бывший чекист, нынешний энкавэдэшник, как всегда, выглядел щеголем: одет с иголочки, набриолиненная голова, только чуб по-казацки кудрится на виске справа. Чуб этот раздражал Степана особо.

Сам Степан был мят, небрит и, что исключительно противно, бос. Перед выходом из камеры его заставили снять сапоги.

Мужик может быть в изодранных лохмотьях, даже без портов, но пока его ноги в твердой обуви, он на земле стоит уверенно. Босой мужик – это как возрастная баба без платка, с непокрытой головой.

Степан понял, почему Данилка приказал разуть его, но на эту уловку не поддался, только усмехнулся. Вольготно сидел на стуле, выставив длиннющие ноги вперед, шевелил голыми пальцами, рассматривал их, точно впервые увидел. Не слишком притворялся – разве он часто видел свои ступни? Номер у Сороки не прошел.

– Степушка, – заговорил Сорока притворно ласково, – хорошо ли пребываешь?

– Не жалуюсь. – Степан продолжал изучать пальцы своих ног. – Побоялся меня арестовывать в колхозе? Там бы тебя, с войском твоим, мужики на вилы бы подняли.

– Конечно, – легко согласился Данилка, издевательски выделив «ч» в слове.

Сорока был единственным каналом, по которому Степан мог получить информацию, выбраться на волю. Но Сорока не должен был этого знать.

Данилка был вроде бы не пьяный – Степан не чувствовал запаха перегара, – но все-таки хмельной, куражно-победительный. Он смущал Степана, путал карты. Пьяный – одна аргументация, трезвый – другая. А Данилка был ни то, но ни сё. Степан не имел понятия о кокаине и о том, как действует порошок.