Читать «Цемах Атлас (ешива). Том первый» онлайн - страница 78

В уголках рта Славы затаилась горькая улыбка страдающей женщины, понимающей, сколько радости и счастья она могла бы испытать со своим мужем, если бы ей была суждена лучшая судьба. Славе было бы легче увидеть Цемаха жестким и гневным, легче было бы, чтобы он довел ее до нервных спазмов, чем видеть его с измученным, бледным лицом и опущенными плечами.

— Хорошо, я послушаюсь тебя и помирюсь с родными. И если ты не можешь иначе, езжай себе на здоровье. Я не обижаюсь на тебя и за то, что ты предложил мне развод. Я знаю, ты сделал это, чтобы совесть твоя была чиста. Но меня обижает, что ты меня даже не спросил, зачем я ездила в Белосток. — Она игриво повернула голову, и в ее полных слез глазах блеснула улыбка. Она ждала, что Цемах разозлится и вспыхнет, как в то время, когда они ссорились и каждое его движение лучилось мужественностью и упрямством, но он даже не заметил ее обаяния и игры.

— Зачем мне тебя спрашивать, для чего ты ездила в Белосток? — Он встал со вздохом старого скитальца, у которого был короткий отдых и который должен снова пуститься в путь. — Ты была на меня обижена, ты уехала, и, может быть, ты должна была быть там. Это не имеет значения.

Слава смотрела на бородку Цемаха, на которой, как жемчужины, висели капли пота, и от злости едва не топала ногами. Она не хотела видеть его в образе старого еврея. Пусть он едет, пусть он станет главой ешивы — она не будет раввиншей в парике! Но он еще станет другим. Где бы он ни жил и что бы он ни делал, он повсюду увидит, что тамошние люди не лучше ломжинских, и он вернется домой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Хайкл, сын меламеда реб Шлойме-Моты, паренек с полным, тяжелым телом, рос в ширину больше, чем в высоту, словно сильный, крепкий куст. Но глаза были тоскующие, а толстое бледное лицо всегда, как теплым туманом, подернуто мечтательной дремой. До пятнадцати лет он без особой охоты учился в виленской ешиве Рамайлы. Среди утонченных юношей, посвятившихся себя изучению Торы, он выглядел здоровяком, но на Мясницкой улице, где он кормился, мясники и грузчики смотрели на него как на слабака и просиживателя штанов. У своей матери он был единственным сыном, а у отца — младшим, родившимся у него на старости лет. Дети реб Шлойме-Моты от первой жены жили в Америке. Состарившись, реб Шлойме-Мота перестал учить детей и периодически ложился на неделю в еврейскую больницу, чтобы подлечить больные почки. В молельне реб Шоелки, где молился старый меламед, набожные обыватели не могли ему простить того, что он из бывших просвещенцев, и, посмеиваясь, говорили, что для нынешних безбожников он уже слишком набожен, как и еретический комментарий горбатого Мендельсона на Библию. Реб Шлойме-Мота молчал в ответ на упреки и насмешки обывателей и только презрительно улыбался сквозь широкие седые усы. В своих мыслях он все еще оставался просвещенцем. Он хотел, чтобы его младший сын стал ремесленником, зарабатывал деньги и помогал матери. Старика угнетало, что жена должна кормить его и Хайкла с доходов от лотка, с которого она торговала фруктами. Но торговка фруктами Веля была готова трудиться еще больше, лишь бы ее сын возлагал филактерии и продолжал изучать Тору.