Читать «Цемах Атлас (ешива). Том первый» онлайн - страница 244

Всегда добродушная Фрейда на этот раз вскочила разозленная и замахала руками, как будто тушила загоревшийся горшок с салом:

— Ш-ш-ша! Не буди дачника!

Шалунья выскочила назад, на улицу, и рассказала подругам, что фитилек керосиновой лампы там наполовину подкручен. Дачник с белой бородой лежит и спит. Ешиботника не видно. Наверное, он в комнате у Крейндл. А Фрейда-Воробеиха сидит на кухне и сторожит, видно, от дурного глаза.

В темно-синей ночи, полной пьяных голосов из близлежащего села и далеких потаенных звуков, полной белого цветения деревьев и острых запахов с окружающих полей, парни и девушки зашли в огороженный дворик. Они послали впереди себя разведчика к окошку Крейндл. Тот вернулся с радостной вестью: парочка сидит в алькове и милуется! Компания начала подкрадываться к окну со всех сторон, каждый хотел взглянуть. Холодная синагога на холме тоже заглядывала через все стены во дворик. Хайкл ощущал исходивший от нее запах запыленного дерева. Он сердцем слышал, как стонет старая синагога, как она предостерегает его: берегись, паренек! Но юная колдунья снова затащила его в свой альков и зажгла своими поцелуями. Вдруг он услыхал тихие крадущиеся шаги и шепот.

— Идут! За нами подсматривают! — прошептал он в ужасе.

— Тебе это только кажется, чего ты боишься? Это же надо, чтобы мужчина был таким трусом! — Крейндл на минуту перестала целоваться и заговорила громко, чтобы он понял, что дрожит понапрасну.

Через день уже и обыватели в синагоге качали головами: если ешиботник готов жениться на дочке Бенци-выкреста, то об этом пусть его отец беспокоится. Но сидеть с ней ночи напролет в темной комнате? Фу! С ума сойти! Очень возмущена была кухарка Лейча. С тех пор как Гедалия Зондак завел себе обыкновение орать на все Валкеники, что его зять никуда не годный лентяй, потому что ни учиться не хочет, ни торговать, Лейча стала говорить, что она Бога благодарит за то, что дочка Зондака увела у ее дочери это сокровище, этого Йосефа-варшавянина. Теперь молодая кухарка сыпала насмешками и кипела безумной злобой:

— Этот виленчанин точно такой же жулик, как ее бывший жених, варшавянин. Сразу же после того, как он приехал сюда, еще в начале зимы, я заметила, что этот Хайкл любит девушек. И что он в ней нашел? Эта Крейндл ведь просто какой-то солитер, тощая, облезлая.

Старшая сестра, Рохча, молча пожимала плечами: Лейча думает, что у нее монополия на всех ешиботников, которые питаются на кухне? И какое ей дело до виленчанина? Он ведь еще совсем мальчишка.

Самому Хайклу Лейча слова не сказала. Кухарки научились держаться от ешиботников немного на расстоянии и молчать. Товарищи тоже ничего не сказали виленчанину. Они только стали меньше с ним разговаривать и избегали смотреть ему в глаза. Однако он чувствовал перемену в отношении людей к нему, и у него сжималось горло, а во рту пересыхало, будто его засыпало песком. Притворяться, что он ни о чем не знает, было не в его натуре. Ходить с опущенной головой он уж точно не хотел, и именно потому, что чувствовал себя виноватым и смущенным. Поэтому в кухне за едой и в синагоге над томом Гемары он сидел с унылым лицом, словно давая всем понять: я знаю, что я грешник, но каяться — не хочу.