Читать «Три женщины одного мужчины» онлайн - страница 65

– Что за дурацкая привычка называть девочку Верка, – недолго сердилась Женечка на мужа. Недолго, потому что знала, какое последует продолжение: «Три жизни» – это она и дочери. На каждую – по жизни.

– Как-то странно вы с Женей рассуждаете, – однажды в откровенном разговоре призналась ей Маруся Ларичева, приехавшая в Верейск навестить мать. – Я бы поостереглась…

– А что в этом такого? – удивилась далекая от эзотерических изысков Женечка.

– Мне кажется неправильным исчислять Женину жизнь вашими тремя. Вроде как ему самому ничего не остается…

– С ума сошла! – рассердилась на московскую подругу Женечка Вильская. – Совсем уже со своим Ларичевым глузднулась…

Договорить она тогда не успела, потому что чуткая Машенька обняла ее своими тоненькими ручками в синеньких ручейках и извинилась, что посеяла сомнения в ее, Женечкином, сердце.

– Не слушай, не слушай! – заканючила она, как маленькая. – Глупости это все! Живи как жила, забудь, что я сказала.

– Ладно! – самонадеянно пообещала Вильская, но сдержать обещание не смогла: напугалась, как будто с того света известие получила. Долго думала: сказать – не сказать?

Сказала. Рыжий Вильский почесал затылок, а потом рассмеялся:

– Желтая, все-таки ты дура! И Машка твоя – дура!

– Посмотрела бы я на тебя, если бы тебе такое сказали. Что б ты сделал?

– Мимо ушей бы пропустил. И потом… Уже не помню, но цыганка еще что-то говорила.

– Что? – выдохнула Женечка.

– Что-то вроде «много дел надо делать». На три жизни хватит. Смотри. – Вильский вскочил с кровати, подбежал к шкафу, достал оттуда брюки и, порывшись в карманах, извлек трехкопеечную монету. – Вот!

– Что это?

– Про Кощееву смерть слышала? – И для пущего эффекта Женька завыл: – Игла – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, заяц…

– В духовке, – развеселилась Женечка и потянулась за монетой.

– Не дам, – увернулся Женька. – Это моя трехкопеечная игла, пока со мной, я весь живой. Можно сказать, живее всех живых, как Ленин на площади.

– Совсем ненормальный, – только и покрутила пальцем у виска Женечка, но про «иглу» с этого дня не забывала, собственноручно проверяла, взял с собой Вильский монетку или в сменных брюках оставил.

Впрочем, проверять не было никакой нужды. Женькин педантизм превратился в семье молодых Вильских в притчу во языцех. Возможно, это было качество настоящего инженера. А возможно, фамильная черта, доведенная природой в отпрыске Николая Андреевича до грандиозных размеров.

Евгений Николаевич Вильский ничего не забывал – нигде и никогда. В этом смысле с ним было особенно выгодно ездить в командировки. Коллеги знали, если чего-то в мире нет, у Вильского оно обязательно найдется. Иголки, нитки, запасные карандаши, кипятильник, утюг, не говоря уже о чае, сахаре и о кое-чем покрепче. «ЭВМ, а не человек», – посмеивались над ним младшие научные сотрудники оборонного НИИ. И только Кира Павловна в сердцах называла сына «ОТК несчастная!».

– Ну и что, Кира, – пытался утихомирить жену Николай Андреевич, – в совокупности с Женечкиной забывчивостью очень хорошее сочетание. Они вообще прекрасная пара! – радовался за сына старший Вильский, но о своих чувствах предпочитал помалкивать. И правильно делал, потому что о счастье молодых не говорил в округе только ленивый. И только ленивый им не завидовал.