Читать «Мадемуазель Шанель» онлайн - страница 164

Эта сумятица в мыслях порождала новые беспокойные вопросы. Я еще ни разу не забеременела, хотя возможностей было полно. В Венеции Мися как-то злобно обронила, что, мол, она надеется, я предохраняюсь. А я, по правде говоря, совсем не предохранялась. Бой это делал, да, он пользовался презервативами, но у нас бывали случаи, когда они протекали или рвались, а после его гибели я об этом вообще не думала. Я говорила себе, что приучила собственное тело (я считала, что человек силой разума способен на это) и не беременею, потому что не хочу. Мы с Дмитрием вели себя безответственно и бездумно, и можно считать, что мне повезло. С Бендором мы заключили негласное, но само собой разумеющееся соглашение: либо он пользуется презервативами, либо вынимает до того, как брызнет семя, как это делал когда-то Бальсан.

Теперь же я стала беспокоиться. Скоро мне будет сорок один, и если я способна забеременеть, то мне нельзя тянуть с этим. И все же, когда я рассуждала о возможности стать матерью, что-то в душе противилось этому. У меня был Андре, к которому я относилась как к собственному сыну, а он жил далеко, учился в закрытой школе, за его ежедневным существованием присматривают другие. Я знала, слишком хорошо знала, что такое жить без родителей, вдали от того места, которое называется домом. Я делала все, что могла, чтобы обеспечить Андре приличное содержание, но вряд ли можно считать подобную заботу о нем материнской. Я вела себя так, как только и могла вести себя такая, как я, — как добросовестная, сознательная, но не близкая родственница, скажем как тетушка.

Быть же настоящей матерью означало пожертвовать своими запросами. Это гораздо более обременительно и тягостно, чем даже физические испытания, связанные с беременностью, сами по себе достаточно пугающие. Готова ли я отказаться от жизни, на которую положила столько труда и борьбы? Я понимала: нет, не готова, я стану злиться, может, со временем даже обвинять во всем ребенка. И снова в душе поднимались призраки моей юности, которые преследовали меня, не давали покоя.

Значит, со мной что-то не так? Что же именно?

С Бендором своими проблемами я не делилась. Просто объявила, что возвращаюсь в Париж, где меня ждет мое ателье, работа, я и так слишком долго пренебрегала своими обязанностями.

Он проводил меня в Лондон, посадил на корабль.

— Не забудь, — сказал он, стоя передо мной, какой-то нескладный в длинном пальто и шляпе, — летом у нас круиз на Ривьеру. Ты обещала найти для этого время.

Я улыбалась, кивала:

— Не забуду. И скоро увидимся в Париже, да?

— Само собой.

Натянув шляпу поглубже, он вернулся к машине. Ни прощального поцелуя, ни других открытых знаков любви; повсюду вокруг прятались журналисты.

Сидя в поезде на Париж, я чувствовала огромное душевное облегчение. В голове мелькнула мысль, что Париж стал моим домом — столько с этим городом связано воспоминаний, порой трагичных. Только в Париже я чувствовала себя на своем месте.