Читать «Верни мои крылья!» онлайн - страница 136

И в Римминых глазах, распухших от слез, в обводке размазанной косметики, было столько надежды, что Ника ответила:

– Конечно, Римма. Ты же самая красивая. Кто, если не ты?

Даже когда Липатова узнала историю от начала и до конца, даже когда Кирилл увез Римму домой, легко подхватив на руки прямо в фойе театра, как новобрачную, когда остальные устали строить догадки и предположения, но так и не рискнули расспрашивать Нику, сама она не могла выбросить из головы образ Риммы. Красавица с бровями вразлет, всегда высокомерная и не очень-то чуткая к окружающим, в эту ночь она забилась в угол, с головой укрывшись старым плащом от ужаса перед тьмой, одиночеством и потусторонним существом, бьющимся в окно. Римма так напоминала Нике ее саму, сидящую в подвале у Мити, что сердце неизбежно переполнялось состраданием к той, кого до последнего времени Ника – теперь можно в этом признаться самой себе – не переносила.

Не отходя ни на шаг от Риммы этим утром, Ника чувствовала, как удивленно следят за ней глаза Кирилла. В другой ситуации это бы произвело бурю, но сейчас внутри запустился какой-то очень расчетливый механизм, отбрасывающий все, не относящееся к сиюминутной действительности. Реальность требовала полного включения Ники, ее внимания и собранности. Вот к чему она пришла, стремясь не касаться жизни и скользить над событиями: она в самой их гуще! Снова. И на нее смотрят, ничуть не меньше, чем на Римму. Снова.

Девушка предпочла бы, чтобы Корсакова не упоминала пионерку при всех, ей вдруг стало больно видеть взгляды, одновременно сочувственные и злорадные, которыми обменивались некоторые из актеров. Но полубезумная Римма повторяла свой рассказ раз за разом, уже гораздо более связно, и заставить ее молчать было решительно невозможно. Ника всерьез опасалась за психическое здоровье впечатлительной актрисы и злилась на Липатову за каждую лишнюю минуту, проведенную Риммой в театре.

Пользуясь тем, что худрук все-таки начала репетицию, даже в отсутствие Елены Троянской и Гектора, Ника выскользнула на улицу и обошла здание театра. Твердила о невыносимой глупости затеи («Господи, Ника, из тебя же никакая мисс Марпл!»), но упрямо шла вперед, на ходу отсчитывая пятое окно от угла – окно женской грим-уборной. Фрамуга все еще перекошена, и через щель комната наверняка продолжает наполняться уличной прохладой. Северная сторона здания в тени, солнечное тепло сюда не попадает, так что, пока окно не починят, в гримерке нет ни единого шанса согреться. Ника все еще надеялась, что это просто дурное стечение обстоятельств. Чья-то глупая жестокая шутка, помноженная на впечатлительность и детские страхи Корсаковой. Если никакой пионерки за окном не было и девочка просто привиделась Римме, значит…

Мысль осталась неоконченной. На влажной, напитавшейся дождевой влагой земле под пятым окном рельефно выделялись следы маленьких ног. Со вдавленным рисунком звездочек и крепким каблучком они могли принадлежать только ребенку, только девочке.

Ника вздрогнула, не совсем еще понимая, что значит это открытие, и перевела взгляд на окно. Оттуда, из глубины грим-уборной, на нее смотрела Лизавета Александровна Рокотская. В спектакле она играла Войну, чьим воротам предстояло распахнуться в финале, и ее слишком алое просторное одеяние неприятно резало глаз. Она чуть кивнула Нике, узкие сухие губы тронула понимающая улыбка, и в следующую секунду Рокотская скрылась за дверью. Они поняли друг друга без слов: человек, желавший Корсаковой зла, не из тех, кто шутит. Он не намерен отступать. И его надо остановить.