Читать «Смерть Анакреона» онлайн - страница 80

Все, что происходило сейчас у нее с Йенсом, конечно, чистое безумие, но она не думала, не желала думать именно теперь о последствиях. Одно она отныне твердо знала: аскетизм, который она приняла на себя, сошедшись с Вильгельмом Лино (но когда она сегодня встретила Йенса и увидела, какой он красивый, молодой, она взглянула иначе на свои отношения с пожилым мужчиной, на свои потуги быть цельной), этот аскетизм остался, но приобрел как бы вольность, чувственность и необъяснимую привлекательность.

Они вошли в гостиную. Оба были возбуждены, торжественно настроены. Он осмотрелся по сторонам: да, ничего не изменилось. Все на своих местах. Диван, никчемная картина Диесена и все остальное.

Когда он сказал о картине, она обронила: «Ты тоже невысокого мнения о картине?»

— А кто еще говорит о ее безобразии?

— Ну, я просто заметила, как некоторые из моих знакомых высказали свое неприятие.

— Лалла, я помню тот день, когда ты купила ее на аукционе. Я помню еще, что немного рассердился на тебя, немного оскорбился, что ты идешь и покупаешь картины на свое усмотрение, не посоветовавшись со мной, твоим другом, который неплохо разбирается в искусстве. Между прочим, с близким тебе человеком, notabene.

Он засмеялся, не прямо, но… Он продолжал: «Да, глупее не придумаешь ситуации, твой вкус возмутил меня тогда».

Она тотчас отпарировала: «Не понимаешь что ли, я купила эту безобразную картину, потому что она напомнила мне кое-что из моей жизни. Когда мы жили в Гудбраннсдалене, я часто поднималась по крутой дорожке до самой вершины горы, а там — этот камнепад. Тропинка змейкой вилась вниз, точно как здесь на картине. Она показала пальцем, указала на то место на картине, где проходила тропинка.

Он словно онемел… Это же было в те годы!

Он стоял, а в голове сверлило, что же она чувствовала, когда спускалась по тропинке…

Она прервала его: «Шампанское, Йенс?»

— Спасибо.

— Помнишь, в прошлом году ты всегда приносил с собой шампанское, а теперь вот я угощаю! — Она произнесла эти слова скороговоркой, ибо понимала, что находилась на опасном пути. — Ужасное это слово «угощать», не правда ли?

— Ты получила наследство?

— Да, нечто в этом роде.

— Дядюшка в Америке?

— Так точно.

Она стояла и прислушивалась к собственным словам. Почему так заманчиво лгать? Особенно после того, как решился говорить правду. Будто святой себя чувствуешь. Она забыла обо всем, она снова бросилась навстречу приключению, не имеющему начала и конца, навстречу переживаниям, настроениям… прочь с пути, к которому ее принудили!

А он стоял в хорошо знакомой ему комнате и чувствовал себя страшно неуверенно. Эту женщину он любил страстно и горячо. Ощущение ее близости возбуждало, жгло, ревность глушила разум. Ему было непонятно, как именно сейчас можно говорить о столь примитивных вещах, о столь неинтересном и незначительном. Ему показалось, что он что-то просмотрел в ней. Естественно, он не мог утверждать, что знал ее досконально. Но из опыта общения с другими женщинами он мог так или иначе судить о ее характере. Уловил ли он в прошлый раз трещинки-изъяны в ее характере? А что теперь? Он был уверен, что есть нечто такое, о чем он не знает. Но с другой стороны, боже, она была единственным человеком на земле, с которым ему было хорошо, с которым ему хотелось говорить и говорить. Лалла! Ему стало горько.