Читать «Смерть Анакреона» онлайн - страница 53

Она всегда верила, что то грубое и беспокойное, которое пребывало в ней, постоянно напоминая о себе, составляло ее особенность, и она рассказала ему об этом, и он, оказалось, понял ее. Он знал этот феномен! Объяснил его. Общеизвестный факт. Тогда ей пришло в голову, что она имеет право в таком случае предпринять нечто, что находилось за пределами прямой, изъезженной всеми дороги и было в моральном отношении сомнительного характера, она как бы утратила свое raison d’être, разумное основание. Иначе говоря, она впервые ощутила свой возраст. Было грустно, было нестерпимо больно. Она с тоской вдруг подумала о своем прошлом, подумала, что нестабильность и бедность не такие уж страшные вещи, захотелось возвратиться к прежней жизни — почти.

Она начала искать, осторожно размышлять: если не все еще потеряно, если есть еще на белом свете возможность для большого переживания, значит, нужно создать внутри себя базис для него, нечто, называемое самоуглублением. Но этот путь тоже в некотором роде был аскетическим путем. Игривость, легкомыслие и халтура здесь тоже не помогут.

Тридцать лет… Они не сулят ничего хорошего ни для женщины, ни для мужчины. Взбираешься на гору, как сказано в писании, и видишь всю красоту мира, небесную ширь над собой, чувствуешь себя песчинкой в мироздании. Ты больше не индивидуум, выдающийся и особый, каким ты себя почитаешь, когда тебе всего лишь двадцать лет. И самое примечательное, пожалуй, что вид сверху ничего более утешительного не обещает. Не случайно, вероятно, Данте в первых строфах своей «Божественной комедии» говорит о страхе тридцатилетних.

Но все равно стремишься к пиршеству на трапезе жизни именно потому, что оно не такое, как прежде.

Путь страдания и жертвенности? К чему он? Она относилась к людям, избравшим этот путь, чуть насмешливо, чуть презрительно. Страдание и отречение? И в музыке Бетховена звучали эти ноты, довольно часто. Страсть слишком непомерно велика для этого мира.

Ее природное чутье помогало ей ориентироваться в жизни, видеть истинное положение вещей. Вот теперь ей казалось, что страшная ледяная пустыня разверзлась перед ней. И в этом причудливом, чужом и непонятном для нее мире она распознала нечто важное: свое чувство долга перед Вильгельмом Лино. Она сказала себе — это твой последний шанс. Его возраст… Ах, этот возраст, неплохо, если бы он был чуть-чуть помоложе, но человек тот же самый.

Однако эту мысль она даже наедине с собой не осмеливалась произнести вслух. Она была напряжена до предела в своем отношении к нему, что придавало их совместной жизни подлинную, прелестную задушевность. И это нравилось ей.

Когда она сидела дома одна, она, привыкшая без устали двигаться в человеческой массе, она думала подчас о том, что однажды прочитала в учебнике по естествознанию о змеях — они тихо лежат под камнями, когда меняют кожу.

А что Вильгельм Лино? Он, который вечно чувствовал себя парией среди людей. Любовь возвысила его. В начале их отношений было слепое поклонение, всецело захватившее и покорившее его. Но видение, посетившее его в то утро, когда он пришел к ней с букетом цветов, не давало ему покоя: она была порочна, да! Какой толк ходить и мучаться, ныть и страдать, ведь не поможет, все останется, как оно есть. Но любил ли он ее оттого меньше? Любовь ведь многогранна, она коснулась его одной из своих сторон и придала ему бодрость и свежесть, он словно заново родился. Не он выбирал этот путь, любовь сама настигла его. Однако в первые дни, в самом начале, когда он еще не знал силу своего чувства, не был уверен в себе, когда страх овладел им… именно тогда он послал ей деньги.