Читать «Смерть Анакреона» онлайн - страница 46

Юханнес Трап-Мейер

Фу, фу.

Она точно знала, какая ситуация сложилась теперь в доме. Тетя Каролине ушла, естественно, не сказав ни слова ей на прощанье и не спросив, как ей живется. Ей было бы приятно, если бы она сделала это. Дядя Вильгельм ушел из дома. Герман и его жена были в театре. Рагнхильд — в гостях. «Камергерша», у которой не было никаких приглашений на этот вечер, пошла к себе и легла, глубоко оскорбленная, чувствуя себя обиженной и покинутой…

…В коробке было девять снотворных порошков, и она проглотила их.

Но она хотела быть уверенной на сто процентов. Не хотела стоять потом, словно школьница, перед доктором Врангелем, не желала чувствовать на себе исходящий от него холод, ее слабые нервы не выдержат. Странно как, но теперь, когда страшное свершилось, она начала вполголоса причитать. Она сказало сама себе: «Бедняжка Дагни!» От нее как бы отделилось другое существо, которое с добром отнеслось к ней в этот момент. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и чувствовала странную вялость во всем теле, вернее в том далеком существе, которое отнеслось к ней с добром. Может, кто-нибудь из детства? Нет, не может быть, она помнила, что родителей своих она не любила. Однако, однако…

Теперь видение исчезло, и снова подкралось одиночество и одновременно упрямство.

Она протерла иглу спиртом, сама не зная почему. Поднесла шприц к руке и уколола. Уколола не совсем удачно, появилась боль. Морфий не потек, как надо, под кожу, на руке образовался большой пузырь красноватого цвета.

Она надавила что было силы на иглу, морфий теперь потек прямо в мышцы. Стало больно. Она терпеливо ждала. Вот появились первые подергивания в нервах, наконец, наконец, это блаженное чувство.

Она сидела и прислушивалась к себе. Небывалое состояние. Ни горести, ни боли, одно неясное всеобъемлющее блаженство. Но ум еще продолжал рефлектировать, и она выплеснула последнюю свою горечь: «Ну, что, теперь хорошо? Во всяком случае, добилась, чего хотела, вкусила сладость блаженства». Она ждала.

Нет, так не пойдет. Опасно. Доза морфия оказалась недостаточной, в ящике стола было еще немного яда. Она смогла сделать себе еще два укола и тогда почувствовала, как у нее поплыло перед глазами. Она собрала последние силы, дошла до кровати, легла и укрылась перинкой. Сделала несколько судорожных попыток понять ситуацию: «Теперь я умираю». Потом все, как в тумане, исчезло.

Вильгельм Лино возвратился домой около половины первого ночи. Лалла Кобру чувствовала себя неважно, он не остался у нее. Он вспомнил о Дагни. Что-то случилось с ней, она выглядела так странно, когда стояла в кабинете, когда прощалась… Он забеспокоился. Их спальни находились рядом, и он нередко по ночам прокрадывался к ней, чтобы проверить, все ли с ней в порядке.

Он хотел войти к ней. Но дверь в спальню оказалась закрытой на ключ, он встревожился, хотя не мог объяснить причину своей тревоги. Комната Дагни имела еще один вход, через комнату Германа. Он тотчас же поспешил туда. Мертвая тишина, свет выключен. Странно, но дверь не была заперта. Он вошел, перед дверью висела портьера. Он раздвинул ее, и вешалка, стоящая возле портьеры, упала. Когда он, наконец, оказался в комнате, он очень удивился, что племянница не услышала шума и не проснулась. (Она уже находилась в забытьи несколько часов.) Он остановился возле кровати и прислушался, дыхания не было. Он зажег свет, и когда увидел лицо Дагни, ее позу на кровати и окровавленные комочки ваты на тумбочке, он понял все. Он замер на месте.