Читать «Смерть Анакреона» онлайн - страница 32

Юханнес Трап-Мейер

Снаружи — манящее предчувствие весны в ночи, заячьи норки… И она, рыдающая мука и тоска. Она примирилась с мыслью, что должна умереть. Но немилосердие жизни, сулившей ей одни горести и страдания, угнетало, давило. Природа казалась ей теперь недругом. Она не помогала ей, не сочувствовала. Только равнодушно безмолвствовала.

Ее болезнь считали неизлечимой, и она готовилась денно и нощно к последнему дню своей жизни.

И теперь все зло, которое утро несло в своем лоне, хлынуло к ней. Нервы после ночи совсем сдали, она ощущала их в руках, во всем теле, как они трепетали. Безнадежность, абсолютная безнадежность завладела всем ее существом. Интересно, знают ли другие, что плачется особенно горше, когда остаешься один в комнате? Не потому, что становится легче и спокойнее, а потому, что просто нет мочи уже держаться и слезы льются сами собой. Ах, это ужасное бессилие!

Конечно, понятно, неприятности не обходят стороной и здорового человека, терпеть приходится многое, но разница все же есть — в самом наитруднейшем случае ты можешь двигаться. Двигаться, шевелиться, ворочаться! Открываешь дверь, спускаешься по лестнице, одеваешься, выходишь на улицу. Ничего, кажется, существенного, будто бы пустяки, однако, это означает нечто, и немалое, особенно это ощущаешь, когда все превращается в зло, непреодолимое зло, в абсолютную бессмысленность, что бы ты ни делал.

Она легко перенесла время «вдали от родных мест». Она садилась в кресло и могла часами сидеть не шелохнувшись. Время как бы останавливалось, испарялось. Иногда она проявляла интерес к чему-либо, открывала книгу, а потом вдруг забывалась, не знала, почему она это сделала, когда и зачем. Время шло, и она все более и более погружалась в свой особый мир, мир горечи и страдания, и с удивлением припомнила, что так было и в юности, что она всегда чувствовала это raison d’être, разумное основание факта, что она обречена, обречена на смерть, не оставив после себя потомства. Очень рано она уяснила для себя одну простую истину, что жизнь — это мучение, что не имеет смысла продолжать ее.

Теперь она, наконец, в городе, по которому ужасно тосковала все эти страшные годы в «царстве теней». Ей нравилось название «царство теней», вроде бы ничего особенного, но для нее оно приобретало духовный, священнодейственный смысл. Ее тоска по городу всегда выливалась в форму физической боли. Ах, какая радость снова оказаться здесь! И всего три-четыре месяца прошло, как она возвратилась — да, она приехала в июне!