Читать «Мифы о возрасте женщины» онлайн - страница 133

Я оставляю вас на этом прекрасном стихотворении, написанном моей сестрой, а вдохновила ее на это наша бабушка-шведка, прожившая 102 года.

Улица Фаунтин-Плейс, 39

Черно-белые мраморные полы и лестница, ведущаяна 5-й этаж,с их холодной на ощупь изогнутой гладкостью,сейчас подобны ветхому монументу —забытым иммигрантам, чьи акценты смешались, потянувшисьот усеянных акне бежево-серых стен и сломанных,потрескавшихся кафельных плиток, чьи неправильнонаписанные имена выгравированы на современных стенахв Эллис-Айленд.Поколения велосипедов, детских колясок, скутеров и тележекнаполнили полные чуши проемы лестничных клеток, сырые,чувственные поцелуи любовников там дарятся и воруются.Истории, спетые и рассказанные на разных языках,по-прежнему отражаются здесь эхом, наслоенные временем,значимые пережиткихолостяцких дней, ярких помешательств и запрета,фиолетовой дымки и проституции; но раньше здесь царилвоенный мрак, скудные пайки, майор ЛаГвардиа читал здесьзабавные газеты,современная чума и эволюция отобразились в камне, гипсе,нарисованной свинцовыми красками картине. Альпинист,жестянщик, беженец носили свой мусор к скандирующемустарьевщику, терпеливо, медленно работающему, звонящемув колокольчик, кивающему разбитому шатающемуся конюи бряцающей тележке вверх по улице Гугенотов, вьющейсявокруг и спускающейся вниз Норт-авеню мимо лютеранскойцеркви и назад, как рассеянный часовой механизмили невероятный 500-элементный составной пазлна бабушкином столе,красные попоны на лошадях, прыгающих через изгороди,охота на лис, гул рожков,стук копыт, девы машут платочками в солнечном свете.Залитые гудроном крыши и стук лошадиных копыт,нестираемые принты сознания.Даже тогда фонтанов не было.Бабушкина квартира, пешком на пятый этаж, – это естьпо-прежнему.Я чуть не постучала в ее дверь в прошлом октябре,но испугалась того, кто может проживать сейчас в ееквартире.Канули в Лету ее кружевные шторы, свежие, растянутыесушиться на деревянных подставках,и ее салфетки ручной работы;ящики ее комода, такие свежие, наполненные мыльнымзапахом шелково-белыххлопчатобумажных простыней, отутюженныхи сложенных, —больше там их не будет.Спальня, где однажды я попробовала ее парфюм и вылилаего в окно,где я написала свое имя на пудре, лежащей наверху туалетногостолика с зеркалом.Пол гостиной, покрытый восточным ковром, где мы спалина этих душистых белых простынях жаркими ночами,когда вообще не было никакой сквозной вентиляции.Маленькая кухонька, где альпинист поставил блок,а мама кормила меня манной кашей так быстро, чтоя давилась.Иногда бабушка выкуривала сигарету,выдувая дым в то кухонное окно,где восседал тостер на линолеуме, его угловатыенаклоненные стороны всегда пережаривали хлеб,поэтому нам приходилось соскребать черноту перед едой.Я уверена, капелька ее малинового варенья лежит где-тона деревяшках под пятьюдесятью слоями краски.Монстр, который жил у нее в шкафу,с яркими светящимися глазами, может быть, живет где-тов синтетической ткани вместо моли и мошек.Глубокая белая ванна, деревянные буксирные пароходыв море пузырей, ее зов:«Не вставайте в ванне, пока я не зайду».По радио играют Штрауса…О боже, как я по ней скучаю!

Мэрилин Хьюстон