Читать ««Гладиаторы» вермахта в действии» онлайн - страница 19

Импонировало военным и превознесение нацистами героики и солдатских добродетелей. Симпатии к нацистам высших военных значительно выросли после подавления «путча СА» во главе с Э. Ремом, который якобы планировал отстранение армии от ее обязанностей и замену ее СА. Как и Вильгельм Кейтель, большинство немецких офицеров не интересовались политикой, тем более что первоначально Гитлер провозгласил необходимость поддержать старую немецкую традицию ограждать армию от любых политических влияний.

Все эти факторы и обеспечили Гитлеру благоприятное, вопреки мнению немногих скептиков наподобие начальника Генштаба Людвига Бека, отношение немецкой военной верхушки. Огромную роль сыграло и то обстоятельство, что Гитлер смог мирными средствами обеспечить аншлюс и Австрии и Судет — казалось, все подтверждало правоту Гитлера и его намерения мирными способами разрешить германские проблемы. Ясно, что в этот момент в Гитлера верили не только офицеры, но и весь немецкий народ, поскольку современная массовая армия — это часть народа, и какими бы крупными провидцами генералы ни были, даже при желании (которого у них, впрочем, не было) что-либо радикально изменить они не могли.

Глава I.

НАЦИСТСКИЕ ПОПЫТКИ УНИФИЦИРОВАТЬ АРМИЮ ДО 1938 г. И ОТНОШЕНИЕ НЕМЦЕВ К РЕМИЛИТАРИЗАЦИИ

Назначение Гитлера канцлером рейхсвер воспринял по-разному: от осторожных позитивных ожиданий до безусловного оптимизма и веры в скорейшее возрождение армии. Летом 1933 г. командир 1-й кавалерийской дивизии Людвиг Бек в частном письме указывал: «Политический поворот начала года (приход Гитлера к власти. — О. П.) был единственным отрадным событием с мрачного и несчастного для Германии 1918 г.». Эта оценка важна по той причине, что спустя пять лет тот же генерал, будучи начальником Генштаба, выступил с протестом против гитлеровской агрессивной политики. То есть первоначально даже критически относившиеся к нацистам военные положительно восприняли нацизм. Это произошло по той причине, что поначалу интересы вермахта и Гитлера целиком совпадали, так как Гитлер энергично и настойчиво стал проводить ревизию Версальских ограничений. Еще в 1919 г. преемник Людендорфа в Генштабе генерал-квартирмейстер Вильгельм Тренер развивал перед офицерами мысль о том, что преодоление Версальских ограничений возможно при помощи комбинирования кадровой Профессиональной армии и допризывной подготовки масс молодежи призывного возраста. Реализовать в полной мере эти и другие планы строительства армии в Веймарскую республику не удалось, но все изменилось после 30 января 1933 г.: интересы руководства рейхсвера во многом совпадали с декларациями Гитлера в отношении политики вооружений, с которыми он выступил перед генералами 3 февраля 1933 г. Это была одна из самых трудных для Гитлера речей. Он, по его словам, «будто бы обращался к каменной стене» — настолько велика была настороженность армейского руководства. Смысл его речи сводился к тому, что вермахт должен оставаться аполитичным и надпартийным государственным учреждением, а внутриполитическая борьба — это дело партии и ее подразделений. Это соответствовало представлениям большинства военных: исходя из опыта 20-х гг., генералитет был категорически против использования армии в качестве полицейской силы; на первом же заседании правительства военный министр генерал Вернер фон Бломберг высказал благодарность канцлеру за то, что тот обязался не использовать рейхсвер для пресечения забастовок. Бломберг высказался в том смысле, что для настоящего солдата существует только внешний враг. Поэтому рейхсвер остался бездеятельным, когда нацисты начали выхолащивать конституцию, унифицировать земельную администрацию, терроризировать меньшинства, арестовывать политических противников режима. Это невмешательство и неучастие («аполитичность») армия впоследствии хотела приравнять к высокой моральной интегральности и собственной силе, но Гитлер гораздо вернее оценил такое поведение как признак слабости. Дело в том, что формула аполитичности солдата использовалась для прикрытия фундаментальной боязни решений. Фюрер, обладая безошибочным политическим инстинктом, все прекрасно чувствовал и никогда бы не решился на унификацию Германии, если бы знал, что армия против этого.