Читать «Валька» онлайн - страница 16

Владимир Дмитриевич Романовский

– Вот, – сказал он. – Зайдете в универмаг, купите, что душе угодно.

– Спасибо, но … – начал было Гусев.

– Да я ведь не тебе, – оборвал его Землемер. – А Валентине. Опомнись! Ты ведь не центр мироздания, Гусев! – Он повернулся к Вальке, улыбаясь и заговорщически щуря глаза. – Думает, что центр мироздания, надо же. Неотесанный он у вас, Валентина. Возьмите, пожалуйста. Здесь и на гардероб, и на духи. Мне эти сертификаты бесплатно дают, я у них член правления.

Из санатория Гусев и Валька вышли притихшие, слегка подавленные, каждый по своим причинам.

– Ты мне ничего не говорила про олимпиаду, – сказал Гусев.

– А ты не спрашивал.

– Ну так я сейчас спрашиваю, – сказал Гусев, и вскоре сильно об этом пожалел.

Вальку было не остановить. Растревожил ее Землемер. Рассказывать она не умела, но рассказывала, рассказывала – именно про олимпиаду. Остаток вечера, и всю ночь – припоминала и по нескольку раз повторяла скучнейшие детали, дурацкие спортивные интриги, несправедливых тренеров и очень несправедливых судей, суку-немку, которая ее толкнула в раздевалке, и Валька чуть не вывихнула себе колено, шлюху-американку, которая воображала, что она королева красоты, «наших дур», снова тренеров, гулко орущих болельщиков, хитрых спонсоров, опять спонсоров – болтала, нудила, а Гусев ждал, когда же она наконец выговорится, выдохнется – но много накопилось у Вальки в душе за эти годы, очень много. Гусев смотрел, как она, сидя на раскладном стуле в мужиковатой, отчетливо асексуальной позе, раздвинув круглые колени, иногда закидывая ступню себе на внушительное бедро и отведя колено в сторону, чешется, ковыряет глаз или ухо, ерзает, и говорит, говорит, говорит. Он пытался полазить по интернету с помощью телефона, потом стал играть в какую-то игру, но не мог сосредоточиться. Под утро уже, лежа на спине, сказал он:

– Ну все, хватит.

– Что – хватит?

– Языком чесать про свою олимпиаду. Надоело. Заткнись.

– Почему? Это была моя жизнь.

– Было да вышло. Тебе польстило, что Землемер тебя помнит? А он вообще все помнит. Злопамятный, сука. Всякую ерунду помнит. Если тебе так понравилось – иди к нему жить.

Униженная Валька повернулась к нему широкой своей спиной и, кажется, заплакала. А Гусев задремал.

Проснулся он от того, что Валька, орудуя кофейником, возясь у электроплитки, вдруг запела. Слуха у нее не было, тембр голоса не очень приятный, да и поспать же хочется человеку, а эта дура орет, будто ее напильником режут – какую-то пошлую песню двадцатилетней давности.

– Эй, – сказал Гусев, и встал.

Валька перестала петь, посмотрела на него исподлобья, надулась и отвернулась. Гусеву это не понравилось очень.

– Не смей, – сказал Гусев, подходя к ней.

– Тебе не нравится, как я пою?

– Это отдельный разговор. Сцены мне устраивать не смей.

– Пошел ты…

Гусев взял ее за плечо, развернул к себе, и влепил ей по щеке, крепко, звонко. Вальку, несмотря на ее тяжеловесность, аж качнуло. Она не заплакала, не вскрикнула, а только посмотрела растерянно, отошла, и села на стул.

Священное право всякой женщины обидеться и надуть губы нарушалось в отношении Вальки постоянно в младших классах школы, после чего последовал длительный перерыв. Тренеры – любители спать с малолетними спортсменками – право это никогда не нарушали, и в течении трехмесячного романа с бомжем право это тоже ни разу нарушено не было, хотя на бомжа Валька обижалась раз в два дня, как заведенная. Теперь она сидела шокированная, а Гусев неспеша надел трусы, майку, рубашку, костюм «для дела», ботинки, и вышел.