Читать «Дело о кониуме» онлайн - страница 41
Михаил Владимирович Зубавин
— Ноу них же никакой перспективы.
— Они деньги зарабатывают, коммерции учатся, могут со временем и директорами стать, и дело свое открыть.
— Но перспективы нет.
— Какой перспективы?
— Как какой? Перспективы. — На секунду Ольга Ивановна умолкла, а потом с жаром добавила: — Государство ей высшее образование дало, а она деньги зарабатывает, ну, ни дрянь ли?
Тут уже Ершов крякнул и задумался, но потом все же обратился к Клавдии:
— А, по-вашему, что за человек был Павел?
— Вы понимаете, — холодно отвечала она, — во всем должен быть определенный порядок, сначала надо окончить институт, потом аспирантуру, защитить кандидатскую, докторскую, и когда человек уже полностью созреет, докажет свое право на место в научном мире, тогда только он может выдвигать идеи. Вы представляете, что будет, если каждый начнет вылезать со своими мыслишками?
— Даже страшно подумать, — угрюмо сказал Ершов, с трудом сдержав рвущуюся на волю предательскую улыбку. — Но не из-за идей же он пропал.
— Конечно, нет, но все равно он нахал.
— А вы работали с ним в одной лаборатории?
— Нет, но мир науки тесен.
— А когда вы его в последний раз видели?
— В тот четверг он к папе приходил. Обычно они сначала в кабинете сидели, потом папа его на кухню выводил.
— А там этот гений сжирал все, что ни выставишь, — вмешалась Ольга Ивановна. — Налопается, напьется и уходит.
— А о чем, если только не секрет, разговор шел в последний раз?
— Наш Наполеон обещал уничтожить порядок, правительство и свой институт в придачу.
— Понятно, — вздохнул Ершов, хотя ничего ему понятно не было.
Когда-то он сам работал на кафедре, преподавал, писал кандидатскую, но ведь как давно это было, в другую эру. Почему в дни нынешние кого-то может волновать табель о рангах, не укладывалось в его голове, ибо при сегодняшних доходах торговцев, воров, проституток, чиновников и лакеев любая заработная плата могла восприниматься лишь как насмешка. Сам Ершов просто хорошо переводил и получал немного, однако в валюте, а время на дворе стояло такое, когда рубли были словно бы не русскими, не православными, а какими-то мистическими полутенями. Любой иностранный собрат нагонял на них такой страх, как Суворов на басурман, и рубли лишь орали: — «Аман!» — сотнями сдаваясь в полон.
Следующее утро Ершов начал с телефонной беседы:
— Профессор Быченко? Иерихон Антонович, — невесело говорил он. — Я пока на нулях, а у вас что?
— У меня? — гукнуло в трубке. — Первое, в тот день никто не видел, как Павел выходил из института, он оставался в лаборатории, когда все ушли, и в тот же день, отметь, в тот же вечер в институте шел ученый совет.
— Ну, не там же его убили.
— Кто знает, мы — профессора — люди крутые, — хмыкнул Иерихон. — А смута в науке жуткая.
— Ничего не пойму, второй день только про вашу научную медицинскую смуту и слышу. Сейчас же, когда деньги можно заработать, лишь торгуя пивом, наркотиками, Родиной, из вашей отрасли все случайные люди должны разбежаться, остаться должны лишь те, кто с призванием.