Читать «Дело о кониуме» онлайн - страница 31
Михаил Владимирович Зубавин
— Да. И она позвонила в панике мне. Думать было некогда, Гавриловы в этих вопросах люди не гибкие, страшные, отсталые, а я мать. Надо было спасать мою семью.
— Хорошо, а зачем вы оставили яд ей?
— Я старая, думала, свое дело уже сделала.
— А зачем забрали его назад?
Старуха изумленно посмотрела на Ершова:
— Как вы узнали?
— Узнал, — блефовал Ершов. — Но почему?
— Я еще и бабушка. Узнав, что Инка хочет развестись, я испугалась. Эго всем бы помешало, Гаврик немой сын, но, а если в суматохе ее… Я бабушка. Да и про расследование твое я знала, так лучше, что ты ко мне, а не к ним пришел, я пожила свое.
— Понятно, — промолвил гость. — Но что с вами?
— Боже! — испуганно вскрикнула старуха. — У меня немеют ноги… — И схватив свою чашку, стала пристально ее рассматривать.
Ершов хмыкнул.
— Рисунок тот же, я старый картежник, знаю, что сетчатые рубашки лишь для непосвященного одинаковы, а для любого профессионала каждая индивидуальна. Чашки я не менял. — Он вытащил из кармана мятый комочек целлофана. — Я на всякий случай перелил свой кофе в облатку от сигарет, ваш — себе, а из облатки — вам. Слышали загадку про волка, козу и капусту.
— Как болят ноги, — простонала старуха.
Ершов перенес бабулю на кровать.
— Почтеннейшая, как только вы скажете мне, где яд, я вызову скорую помощь.
Старуха с ненавистью посмотрела на Ершова и одними губами прошептала:
— Серебряная пагода на кухне.
И точно — на столике у плиты, среди кастрюлек, сковородок, чайников стояла замысловатая трехэтажная, из почерневшего серебра, башенка, покрытая четырехугольной крышей и опирающаяся на пять ножек, одну центральную и четыре гнутых угловых. Ершов взял пагодку, повертел в руках, надавил на шпиль крыши, и тут же из средней ножки выплеснулась порция мутной жидкости.
Ершов вызвал скорую помощь, забрал башенку, свою чашку из-под кофе, стер отпечатки своих пальцев с телефона, написал на листе бумаги крупными печатными буквами: «яд-кониум», — положил записку на видное место и, оставив двери незапертыми, ушел.
Онемение тогда добралось еще только до бедер бабушки.
Поздним вечером Ершов собрал всех в кабинете Иерихона. Ершов к этому времени успел уже перекинуться с каждым в отдельности короткими репликами. Самого Иерихона вызвали на консультацию, и Ершов расположился за его столом. Заторможенная Галина и тихо плачущая Инна расселись в креслах против него, а бледный, взъерошенный мэр, сжав руки, кружил за их спинами.
— Сначала хорошее, — заговорил Ершов. — Убийств больше не будет. Все. Больше никто не умрет. А теперь плохое: я опечалю вас всех, но, мне кажется, вы должны знать правду.
— Я требую всей правды, — произнес мэр.
— Тогда я прошу не перебивать меня, я все расскажу, а потом уж спрашивайте, ругайте, бейте… Основная тайна этой истории заключается в том, мне трудно говорить об vtom вам, но поверьте, преступления свершились потому, то Фаина Николаевна и Володя были любовниками.
Мэр покрылся красными пятнами:
— О чем ты говоришь?
Инна протяжно всхлипнула.
— Отсюда и эта непонятная записка, которую Инна обнаружила час назад. Прочти Инна.