Читать «Всемирный следопыт, 1931 № 05» онлайн - страница 19

Николай Николаевич Шпанов

Пронзительно завывает «Разведка» — маленький пароходик, вестовой при огромном теплоходе «Сибкрайком». Он служит для связи между десятками пароходов, лихтеров, барж, стоящих на большом расстоянии друг от друга. «Сибкрайком» — руководящий центр порта и всей Карской экспедиции. На конце его радиомачты сходятся волны от далеких пароходов, находящихся еще в Карском море, сюда мчатся по эфиру донесения береговых радиостанций и ледоколов, провожающих в качестве гувернеров иностранцев.

Операции Карской экспедиции начинаются после вскрытия льда на Оби и освобождения проливов. В состав экспедиции входит 36 единиц. Они идут вниз по Иртышу и Оби, забирая груз во встречных портах. Острый недостаток тоннажа заставляет забрасывать первоначально половину груза на остров, находящийся в сотне километров от Обдорска. Остров этот зовется Халяй-спугор, что значит по ненецки «Остров мертвецов».

Корабли Карской экспедиции на рейде

Старые кости покойников потревожены новой жизнью, развертывающейся на севере. Мертвый покой кладбища нарушен гомоном людей, и тысячи стандартов леса встали гигантским памятником индустрии.

В конце июля, после прохода льда, нагруженные суда приходят первым рейсом в Новый порт, где начинается погрузка иностранных пароходов. В конце августа, вторым рейсом, они захватывают грузы с Халяй-спугора. Операции заканчиваются в конце сентября. Малейшая задержка может сковать суда льдом в пути.

Норвежская «Марита» расцвечена черными, белыми и розовыми полосами. Это придает ей какой-то мрачнококетливый вид. Чернокрасный «Хилькрофт» тоже норвежец. Облезлый и старый, он заигрывает с новенькой русской баржей. Дальше виднеется высокобортный английский угольщик. У него насупленный, недоброжелательный вид старого, обрюзгшего английского консерватора.

Маленький катеришка, вертясь среди окружающих океанских пароходов, словно блоха перед стадом слонов, подвозит меня к лихтеру. Лихтер — это железная баржа. Он выстроен специально для транзита леса. В его трюм можно спустить целый пароход, который сможет там даже двигаться. Если заглянешь вниз, то от глубины и сладковатого запаха леса кружится голова. Сейчас лихтер до половины нагружен высокосортным, гладкоствольным, словно выведенным по линейке, экспортным лесом.

— Майна! Вира! — глухо доносится из глубины трюма.

Гремит лебедка. Железный хобот наклоняется над пропастью трюма, опуская туда стальной канат. Грузчики внизу приподнимают ломами бревно, и, захлестнутое стальным объятием каната, оно плавно переносится в трюм пapoxoдa.

— Пойдет-пойдет! Сама пойдет. Еще пойдет! — взрывают воздух крепкие груди грузчиков. Норвежец, стоящий у машины, радостно ухмыляется. Ему нравится песня русских, нравится радость их труда.

— Направо, чертило, направо! — ревет ему снизу огромный бородатый дядя, и стрела послушно делает движение направо. Норвежец понимает по-русски. Но вот появляется на мостике золото капитанских галунов. Глаза машиниста мгновенно потухают, спина горбится, а из лихтера снова несется интернациональное: «Майна! Вира!» При капитане, боящемся красной заразы, норвежец не должен обнаруживать своего знания русского языка.