Читать «Молодой человек» онлайн - страница 109

И вдруг горы расступились. Конь сам пошел рысью. Словно звон натянутой струны в горах, отдаленный, теперь нестрашный скрип арбы.

С деревьев падали абрикосы, и я вздрагивал. Вдруг на дороге мелькало, как сновидение, что-то серое, поднятое с лежки, на длинных ногах, с длинным туловищем, и на мгновение открывалось тайное, ночное, человеку недоступное.

И, глядя на проносящиеся мимо темные острые чинары, одинокие, сверкавшие одним красным окошком сакли, на красно-медную, всходившую над зубцами гор луну, озарившую широкую долину с таинственно светящимся чалтычным полем, вдыхая всей грудью этот влажный, приторный, пахнущий шалфеем ветер, звеневший в ушах, я чувствовал себя солдатом.

И уже казалось, что я всегда так, всю жизнь на коне, и ничего больше никогда не было и не будет, — только горы, багровый месяц, отразившийся в зеркале болотных полей, и ветер, летящий рядом с конем вперед.

Конь бежал по лунной дороге к чернеющей на горизонте дальней деревне. Сбоку летела тень коня, и было так, будто рядом бегут два коня — так гулко отдавался стук копыт о каменистую землю.

Чем светлее становилось, тем дальше отодвигались горизонт и деревня на горизонте. И конь как бы повисал в лунном воздухе. Летели мимо шуршащие травы, будто на всей земле остались лишь мы одни — я и конь. И нет ни городов, ни дорог, ни поездов, только поля, и луна, и шорох трав, и запах пожарища и беды.

Люди, где вы?

Луна исчезла в тучах, надвинувшихся из-за гор. Густой, влажный и душный зной болот, пахучая тьма окружили меня.

Конь застрял в глубокой, вязкой грязи чалтычных полей. И сразу оглушила тишина, вся наполненная звоном, высоким, чистым, ровным, и уже только потом можно было различить, как где-то стонала птица, шелестела змея, прыгала ящерица.

Конь стоял посреди поля. Цикады металлически звенели, — похоже, в каждой болотной лунке работал колокольчик.

Я сижу в седле, пригнувшись к шее коня, засыпаю и просыпаюсь. Где-то в ущелье плачет шакал, плачет, как обиженный, капризный ребенок, жалуется на свою проклятую шакалью жизнь. И вдруг вскрикивает и хохочет дурным смехом. Конь вздрагивает и отвечает протяжным ржанием. И так они перекликаются на каком-то своем, только им понятном языке, понятном с тех времен, когда конь и шакал жили вместе в лесах.

И время течет медленно.

Кажется, проходит не ночь, а целое столетие.

Но вот туман стал редеть. Я выбрался из болота. Зеленые, мягкие, бархатные горы лежали вокруг, и тутовые широколиственные деревья полны были вишнево-черных спелых ягод. Тих был еще сонный ветер в листьях платанов, прекрасны розовые ветви абрикосов, и столько было богатырской силы, свежести, прелести в этом начинающемся дне, в отдохнувших полях, с которых исчезал туман!

И в это время совсем близко из хлебов вышли красноармейцы, молодые пограничники в зеленых фуражках, с короткими драгунскими винтовками. Я кинулся к одному из них на шею и заплакал, вдыхая горький, казарменный запах гимнастерки.