Читать «Молодой человек» онлайн - страница 103

Вдруг мелькнула чья-то тень. И вспышка. Пуля стукнулась о стену и куда-то мягко ушла. Шурша, посыпалась глина. А я стоял прижавшись к стене, словно пронзенный молнией, ее воспаленным светом. Это ведь стреляли в меня. На выстрел прибежал Караев, а за ним и другие.

— Живой?

Я ощупывал голову, грудь, руки и насмешил всех.

4. Крик в Сафюре

Ночью был ливень, и горная речка вздулась, бурлила и кипела, с грохотом несла камни, ударяла ими о сваи караван-сарая.

Я родился у тихой, с желтыми кувшинками Роси. Когда шел дождь, спокойные, кроткие капли ударяли по гладкой реке, и она была как решето. Никогда она не выходила из берегов, не бурлила и не шумела вот так. От этого возбуждающего ночного шума горной реки на душе становилось тревожно.

Меня разбудила странная музыка. Отчаянно били в бубен, и визгливо, судорожно, захлебываясь, пела зурна. Зурна звала скорее, скорее жить, дышать, торопиться сделать все, пока не поздно, потому что скоро, скоро конец света.

Я вскочил. Под самыми окнами истошно закричали: «Алла, алла!» Стекла зазвенели от близких выстрелов, горячий пыльный ветер ворвался в комнату. Прибежал косоглазый, теперь без единого значка.

— Плохо! — сказал он.

— А что случилось?

— Зачем случилось? Ничего не случилось, дорогой.

— В чем же дело?

— А ни в чем дело, только резать будут.

— Кого резать?

— Тебя резать, дорогой.

— За что? — спросил я.

— А ни за что, дорогой, — заверил он, — только резать будут, как барашка.

С улицы донесся сильный шум.

— А где Караев?

— И-и, — зашептал он.

Узкая, темная, пахнущая дымом караван-сарая улица была забита папахами, над которыми колыхались поднятые вверх ружья и сверкали клинки, которыми махали сидевшие на осликах всадники.

Под крики всей толпы вели милиционера, в галифе и чувяках на босу ногу, смуглого, худого, с завязанными за спиной руками. И верховые и пешие следовали за ним с криками, пинали его в спину, а некоторые забегали вперед и грозили ему кулаками.

Потом все стихло. Молча, толпой привидений, прошли женщины в черных чадрах. И казалось, сама смерть прошествовала по улице.

На галерее послышались гортанные возгласы, шарканье многочисленных ног. Косоглазый заметался, как раненый кролик, выскочил из комнаты.

Они вошли втроем — все коротконогие, в толстых шерстяных носках и чириках. Они дышали зноем, пылью, смешанной с запахом инжира и бараньего пота. А ружья у них были незнакомые, короткие, точно обрубленные, чужеземные, зловещие. Один из них надвинулся, душно дыша черемшой, сверкнул агатовыми зрачками.

— Зачем такой? — сказал он по-русски.

И сразу все трое загалдели, закричали, и снова я разобрал только: «Алла, алла!»

— Зачем такой? — повторил он свой вопрос, показывая кулак, поросший красным курчавым волосом, и рванул на мне портупею.

И снова те закричали: «Алла, алла!»

Они вывели меня на улицу. Только теперь, в свете солнца, я увидел, какое это было большое селение.

Встречные старались не смотреть на меня. Было ли им стыдно смотреть мне в глаза, или они боялись церберов, но они делали вид, что ничего не замечают. Я впервые понял, как это бывает, когда случится с тобой беда.