Читать «Они живут рядом со мной» онлайн - страница 15

Анатолий Сергеевич Онегов

Положение беженцев, видимо, не доставляло большого удовольствия и уткам. Это было временное, вынужденное состояние, и при первом удобном случае утиное семейство торопилось узнать: не ушла ли опасность из их настоящего «дома»?

День, второй отсиживается мой пес на цепи в наказание за озорство, мы не беспокоим уток, и недавние беженцы снова разгуливают по родному заливчику, разгуливают спокойно, уверенно, а не как в гостях…

Так было и у гагар, и у уток, когда беда еще не приходила, не обрушивалась на животных, — в этом случае помощь друг другу ограничивалась только приемом беженцев… Но вот беда пришла. И тут сородичи могут выступить в новой роли…

Беда пришла после громкого, неуемного ветра. Ветер свалился на лес неожиданно и жестоко. Он ломал ветви, мял кусты, а в довершение сорвал с дерева сорочье гнездо и раскидал по полю маленьких сорочат.

Желторотые птенцы-сороки могли только неуклюже подпрыгивать. Они сопротивлялись, больно щипали меня за пальцы, отчаянно вырывались из рук и, спотыкаясь, путаясь в траве, неуклюже улепетывали в кусты.

До вечера я мастерил клетку, потом устроил там своих пленников и с грехом пополам уговорил упрямых птиц проглотить по паре земляных червей и по кусочку рыбы. Утром история повторилась — птенцы наотрез отказывались завтракать, сидели в углу клетки нахохленные и злые и недовольно посматривали на меня.

Перспектива выполнять роль нелюбимого кормильца меня не слишком устраивала, особой надежды добиться расположения этих дикарей не было, и я стал раздумывать, как бы вернуть птенцов родителям.

Но сорок-родителей пока нигде не было. До ветра, до беды, пришедшей вдруг в лес, сороки частенько посещали мой дом, неожиданно появлялись на изгороди, что-то внимательно высматривали на дворе или около крыльца и всякий раз, заметив человека, поспешно неслись к лесу.

Я не обижался на сорок за их летнюю несговорчивость и нелюдимость, хорошо зная, что во время гнездовья беспечные, шумные птицы становятся предельно осторожными и недоступными для близкого знакомства. И я ждал, как всегда, осени, когда отряды длиннохвостых птиц в ослепительно белых манишках добровольно пожалуют ко мне во двор и громким, требовательным криком объявят о своем желании договориться с человеком о дружбе и взаимопомощи на все трудное, голодное для птиц зимнее время. Но теперь, когда у меня в наскоро сколоченной клетке сидели и отказывались от пищи сердитые сорочата, я, опережая осень, очень хотел увидеть сорок, чтобы вернуть им птенцов, объявивших голодовку.

В тревогах и поисках родителей, почему-то забывших своих детей, прошел у меня целый день. Вечер тоже не принес ничего утешительного, а утром меня разбудил необычный шум…

Если собрать вместе все трескучие и пилящие звуки и добавить к ним скрип ржавых колес, то как-то еще можно представить, что творилось в утренний час у моего крыльца… Я пытался сосчитать птиц: …пять… девять… — сбивался, начинал снова пересчитывать прыгающих с места на место и истошно орущих сорок и все-таки оставил это занятие.