Читать «Падает вверх (Иллюстрации А. Блоха)» онлайн - страница 94

— Я тоже так думаю, — серьезно сказал я и почувствовал, что прощен Петром Николаевичем и что он не будет смеяться надо мной.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Переезд нашей семьи в Харьков совпал со атрашным известием: «Убит Киров…» Помню газеты, они выходили в широких черных рамках, а внизу листа — черные урны и венки, венки. Все говорили о рисунке одного ленинградского мальчика. Он нарисовал автомобиль, одиноко стоящий под дождем, и подписал:

«Семь часов, Смольный, Кирова все нет». Антон Степанович почти не появлялся дома. Сколько раз он обещал мне поехать за город, пострелять из ружья, но все откладывал и откладывал.

Потом как-то мы пошли с матерью к огромной площади. Замыкали ее высокие-высокие, похожие на небоскребы Нью-Йорка дома. Мы долго стояли перед пятиэтажным зданием с широкими окнами, казалось, что в здании совсем нет стен — одни окна. Мы ждали долго, очень долго, а когда из здания вышел Антон Степанович, бросились к нему навстречу, а он шел, наклонив голову, и о чем-то думал. Почти у самого нашего дома вдруг, как из-под земли, пока зался тот самый командующий с бородой, которого я видел два года назад на аэродроме. Он прямо шел на нас, а Антон Степанович наклонил голову, будто его не видел. Командующий быстро подошел к нему, взял его за рукав.

— Ты что, не узнаешь? — резко спросил он.

— Только что… — начал отец, но командующий перебил его.

— Сегодня ты, а завтра я, понял? Что я, тебя не знаю?

Потом в школе мне подсунули листок. Это была многотиражка Дома Красной Армии. Красным карандашом там были подчеркнуты фамилия моего отца и какие-то страшные слова о нем.

— Это ложь! — сказал я и заплакал. В классе не смеялись, у многих дома было то же самое.

После уроков у выхода из школы меня ждала незнакомая женщина. Она сказала:

— Тебе, Миша, нельзя домой, ты поедешь со мной.

И я ей сразу поверил. А через несколько дней мне купили билет на поезд, уходящий в Днепропетровск, и я уехал.

Родственники, у которых я нашел приют, встретили меня как могли хорошо, но я не мог не почувствовать, что они все время чего-то боялись. «Твой отец умер, — говорили они, — а если кто будет допытываться, ты сам задавай вопросы, понял?» С таким напутствием я пошел в школу. И все было бы хорошо, если бы не пришла любовь…

Как-то наш класс соединили с параллельным. Исполнилось сто лет со дня смерти Пушкина, и какойто очкастый литературовед проводил образцовый урок. Мы должны были написать сочинение о том, как Пушкин жил в ссылке, в селе Михайловском. В класс принесли большую картину, прибитую к рейкам. На ней был изображен Пушкин со своим другом Пущиным, а в сторонке сидела няня Пушкина, Арина Родионовна, и вязала. Литературовед сказал, что на камине стоит бюст Наполеона, и прочел стихи Пушкина о Наполеоне. Потом он сказал, что фамилия художника Ге, просто Ге, но что это, конечно, сокращение, а на самом деле у него длинная фамилия. Тогда поднялась ученица из параллельного класса и заспорила; она говорила, что у художника просто такая фамилия и что литературовед говорит неверно. Она была такой смелой, все с таким вниманием слушали этот спор, что для меня вопрос был точно и до конца решен.