Читать «Серые земли-2» онлайн - страница 13

Что именно было ему интересно, Евдокия так и не поняла.

Третий гудок, возвестивший об отправлении поезда, отозвался в голове ее долгою ноющей болью. Вагон же вновь содрогнулся, под ним что‑то заскрежетало, протяжно и как‑то совсем уж заунывно… а за окном поползли серые, будто припыленные деревья.

До конечной станции оставались сутки пути.

Гавриил тяготился ожиданием.

— …а вот помнится, были времена… — густое сопрано панны Акулины заполнило гостиную, заставляя пана Вильчевского болезненно кривиться.

От громкого голосу дребезжали стеклышки в окнах. А вдруг, не приведите Боги, треснут?

Аль вовсе рассыплются?

И сама‑то гостья в затянувшемся своем гостевании отличалась немалым весом, телом была обильна, а нравом — вздорна. Оттого и не смел пан Вильчевский делать замечание, глядя на то, как раскачивается она в кресле… оно‑то, может, и верно, что креслице оное, с полозьями, было для качания изначально предназначено, но ведь возрасту оно немалого! Небось, еще бабку самого пана Вильчевского помнила… и матушку его… и к креслу сему, впрочем, как и ко всей другой мебели, и не только мебели, относился он с превеликим уважением.

И если случалось присаживаться, то мостился на краешке самом, аккуратненько.

А она… развалилася… еле — еле вперла свои телеса, в шелка ряженые…

— От поклонников прятаться приходилось…

— Успокойтесь, дорогая Акулина, это было давно, — дребезжащим голоском отзывалась заклятая ее подруга, панна Гурова. Вот уж кто был веса ничтожного, для мебели безопасного, что не могло не импонировать пану Вильчевскому, который одно время всерьез почти задумывался над сватовством к панне Гуровой. А что, мужчина он видный, при гостинице своей… она же — тщедушна и легка, в еде умеренность блюдет, к пустому транжирству не склонна… вот только собаки ейные.

Собак пан Вильчевский категорически не одобрял.

Мебель грызут.

На коврах валяются. Шесть оставляют… вон, разлеглись у ног панны Гуровой, глаз с нее не сводят… с другое стороны, конечно, шпицы — охотники знатные, с ними и кошки не надобно, всех мышей передушили, но так для того одной собаченции хватит, какой‑нибудь меленькой самой, а у ней — стая…

— Ах, вам ли понять тонкую душу…

Панна Акулина вновь откинулась в кресле, манерно прижавши ручку к белому лбу.

Сегодня она одевалась с особым тщанием, и лицо пудрила сильней обычного, и брови подрисовала дужками, и ресницы подчернила, и надела новое платье из цианьского шелку, синее, с георгинами.

— …истинная любовь не знает преград… — в руке появился надушенный платочек, которым панна Акулина взмахнула.

Шпицы заворчали.

— …и если вспомнить о недавнем происшествии, то станет очевидна несостоятельность ваших… вашего мировоззрения, — о происшествии панна Акулина вспоминала с нежностью, с трепетом сердечным, и чем дальше, тем более подробными становились воспоминания.

Гавриил покраснел, радуясь, что место выбрал такое, темное, в уголке гостиной.

Впрочем, с панной Акулиной он столкнулся за завтраком, и побледнел, прижался к стене, опасаясь, что вот сейчас будет узнан… она же, окинув нового постояльца взглядом, преисполненным снисходительного презрения, проплыла мимо.