Читать «Век Филарета» онлайн - страница 61

Внутренняя жизнь его, казалось, замерла, набрав новую высоту. Ушли неотвязные вопросы «что-то будет?», «что-то выйдет?». Владыка был особенно нежен к нему и поторапливал с написанием очередной проповеди.

Но из столицы, из какой-то Комиссии духовных училищ пришла бумага, а в ней требование: направить в Петербург из троицкой семинарии иеродиакона Филарета, иеродиакона Симеона, учителей Платонова и Александрова. По одному человеку вызывалось из калужской и ярославской семинарий.

Новое поприще готово было открыться перед Филаретом, поприще более трудное и обширное, близкое к искушениям и милостям высшей власти. Он же пребывал не столько в радости, сколько в недоумении. Неприятно был поражён владыка Платон, испытывавший искреннее огорчение от необходимости разлучаться с дорогим сердцу Дроздовым, только что, казалось, навеки прикреплённым к лавре.

Митрополит уже чувствовал себя осиротевшим. Вызвав к себе Филарета, Платон прямо спросил, доволен ли он вызовом в столицу.

   — Нисколько, — был ответ.

   — Тебе не хочется туда? — переспросил обрадованный митрополит. — Так я отстою тебя. Подай мне прошение, что желаешь остаться в московской епархии.

   — Желал бы, — без промедления отвечал Филарет, — но не имею права сказать это, владыко... Я уже подал одно прошение о пострижении меня в монашество и тем отрёкся от своей воли, покоряясь воле вышестоящих. Другого прошения подать не могу.

И умилился и огорчился митрополит такому ответу и принуждён был сам хлопотать о своём любимце. Обер-прокурору Святейшего Синода ушло его прошение об оставлении в троицкой семинарии двух вызванных учителей — Дроздова и Платонова, но особенно Дроздова. «Я особливо о иеродиаконе Филарете усердно прошу Св. Пр. Синод обратить его паки в Троицкую семинарию... и как я об нем особливое прилагал, в рассуждении его воспитания, отеческое старание, то сие много послужит к утешению моей старости...»

Вечером под новый 1809 год в Троицком соборе можно было увидеть новопостриженного инока Филарета. Жарко молился он перед двумя святынями — ракой, в которой почивали мощи преподобного Сергия, и чудотворным древним образом Святой Троицы, прося вразумления и умирения чувств. Он желал не ошибиться в исполнении Вышней воли.

Рака была закрыта покровом из золотой парчи, отороченным жемчугом. Лишь по большим праздникам его заменяли одной из драгоценностей лавры — покровом шёлкового шитья, на котором пять столетий назад неведомые монахини передали образ преподобного. Старец был изображён в полный рост на голубом фоне. Строго и призывающе взирал он, и — дивное дело — светлело на душе и легчало на сердце от его вида, прояснялись мысли и дух бодрости наполнял всякого...

Была мечта: жизнь свою провести в таком служении, дабы день за днём сливались в непрестанное славословие Господу и Его преподобному служителю земному Сергию. И вечное потрескивание свечей, шорох вереницы людей, идущих на поклонение святыне, запах ладана, пение молитвословий...