Читать «Как изгибали сталь» онлайн - страница 7
Олег Васильевич Северюхин
– Дяденька, дай сколько-нибудь денег или хлеба купи нам.
Маленький чумазый пацан в сборной грязной одежде и в неизменной вязаной шапочке стоял и протягивал руку. Это он пока просит деньги, а если государство его оттолкнет, то он уже не будет просить, а будет требовать, подкрепляя свои требования ножичком или пистолетом.
– Пойдем, парень, купим тебе нарезной батон. Деньги давать не буду, их у тебя отберут или потратишь на сигареты и клей.
Возможно, что и он скоро начнет приторговывать жевательной резинкой, потом купит металлургический комбинат и будет вывозить проституток во Францию, устраивая там такие оргии, о которых узнает весь мир.
Все мы рождаемся одинаковыми, но из элиты вырастает элита, из среднего класса – средний класс, из бедняков – бедняки со своими генами и психологией. Бывает и пересортица, неизбежная в любом деле, но в основе своей все остается так, как это предопределено за тысячелетия до нас. Ни идеи всеобщего равенства, ни революции и физическое уничтожение элиты и интеллигенции не нарушило того расклада, к которому мы вернулись после перестройки.
Задатки человека проявляются в детстве. В детском садике можно определить садистские и мазохистские наклонности детей, беспринципность и принципиальность, стеснительность и беззастенчивость, интеллект и тупость, жестокость и человечность, профессиональную ориентированность. И эти черты с течением времени никуда не деваются. Либо усиливаются, либо ослабляются, либо просто маскируются. Генетика-с. Человек не мушка дрозофила, а существо мыслящее, гомо сапиенс, значит. Он такого может наворотить или наворочать. И генная инженерия не поможет. Да, детство…
Глава 2. Недавно кончилась война
Раннее детство всегда похоже на сон. Как будто человек уснул сразу после рождения и проснулся лет в шесть-семь, смутно вспоминая снившиеся ему сны, то есть те моменты до осмысленного периода жизни, которые запечатлела детская память.
В моей памяти до сих пор остается один солнечный летний день. Разноцветные лучи солнца, бьющие прямо в лицо и видимые в какой-то дымке. Большое количество людей. Обнаженная девушка в центре помещения, стыдливо стоящая возле большой деревянной рюмки. Бородатый человек, взявший меня на руки и опустивший в воду. Огромная борода, в которую я инстинктивно вцепился, спасая свою маленькую жизнь. Что-то масляное у меня на лбу, на животе и под мышками обеих рук.
Когда я рассказал об этом, будучи уже взрослым, тридцати с небольшим лет, в присутствии всех родственников во время одного из приездов в отпуск, тетка с материнской стороны, бывшая моей крестной матерью, сразу усомнилась в этом.
Четко «окая» по-вятски, она сказала:
– Брось-ко врать-то. Тебе кто-нибудь рассказал, как мы с матерью твоей тебя тайком от отца твоего крестили, а ты теперь выдаешь это за свои детские воспоминания. Тебе же всего полтора года было. Ты и помнить-то ничего не можешь. А попа-то ты за бороду здорово схватил, еле оторвали. Батюшка-то потом сказал, что давненько его за бороду-то никто не драл. Елеем тебе лоб, живот и плечи помазали, окрестили, значит. Да, и девку взрослую перед тобой крестили. Она венчаться пришла, а некрещеная была. Сначала ее крестили, а потом уж тебя. А я-то тебе об этом уж точно не рассказывала. Погода-то тогда стояла солнечная, через цветные стекла в церкви слепило.