Читать «У попа была граната» онлайн - страница 84

Олег Васильевич Северюхин

– Ну, как, нет ничего слаще мороженого?

– Почему нет? Однако, в постели с мужиком обниматься намного слаще всякого мороженого.

Анекдот

Почему над нашим народом все смеются? Глупые потому что, потому и смеются. Ваш народ говорит одно, думает другое, а делает совсем другое. Это у вас называется цивилизация и развитие человека. Я, например, дома скажу, что пошел на охоту. А сам пойду к своей подруге, скажу ей, чтобы не мешала мне, и отосплюсь, как следует. Так я должен поступать, чтобы быть похожим на вас?

Нет, мы так делать не будем. Мы народ честный: что думаем, то и говорим. Если баба уже с кем-то спала, то говорим – худой баба. Если много с кем спала – то совсем худой баба. А разве не так? Если песцу шкурку попортил одной дыркой от пули – это худой песец. А, если несколько дыр от пуль – это совсем худой песец. А так охотиться нельзя. В глаз надо бить, чтобы шкурку не попортить.

Лучше всех у нас в глаз бил Лешка Николаев. Конечно, Лешка Николаев мы его зовем так, чтобы легче было говорить. А так он Кусок мороженого моржового мяса. Его деда так звали, и отца так звали, хотя фамилия у них Николаевы. Когда была паспортизация, то Лешкиного деда поймали в тундре и спросили, как его зовут и как его фамилия. Он им так гордо говорит – Лахтуууанынуанг – Кусок, значит, мороженого моржового мяса. В нартах всегда был такой кусок, потому его так и прозвали. Паспортизаторы несколько раз его переспрашивали, пытались Лахтуууанынуанг на бумажке записать, а потом плюнули на это дело и сказали: «Ты Васька Николаев» и дали паспорт. Листочки от паспорта дед ножом нарезал на полоски и смешал с табаком, а потом скурил. Плохой, говорит, листовой табак. Паспорт он свой потерял, а когда надо было куда-то идти, в сельсовет ли, или в больницу, то брал паспорт жены.

Так вот, с Лешкой-то Николаевым и приключилась эта беда. Охотник он был знатный. Без добычи никогда не возвращался, и никогда не промахивался. Попались ему в тот раз два зайца. Сидят рядком и беседуют ладком. И Лешку не видят. А у него кухлянка с проседью, как и усы его, почти седые, а у рта так совсем желтые, от табака. Чего-то он в табак добавляет, чтобы крепкий был, а вот усы тоже здорово красит.

Сидит Лешка и на зайцев смотрит. Решил он великим охотником стать, чтобы, значит, двух зайцев одним выстрелом уложить. С одной стороны зашел – не так. С другой стороны зашел – тоже несподручно двоих-то сразу. Наконец, нашел удобное место. Поднял винтовку, прицелился, только начал нажимать на курок, а зайцы в разные стороны и разбежались. Посмотрел Лешка на них сразу одновременно, и у него глаза разбежались в разные стороны. Чтобы вперед посмотреть, надо голову либо в одну, либо в другую сторону поворачивать.

Смотрим, по деревне Лешка идет без добычи и плачет. И не пьяный. Кто же его так разобидеть мог? Лешка сам разобидит, кого хочешь, а потом еще и к жене сходит.

Пришел Лешка домой, а жена у него вой подняла. Все, помер охотник. Какая охота, если стакан с водкой берет, а голову отворачивает, чтобы стакан этот увидеть. Мы ему стакан-то этот ко рту подносили, он так, не глядя, и пил. Три дня пили. Потом жена его, что за водкой бегала, прибежала, ну, совсем радостная. Приезжал в стойбище врач Васильев, обход делал, к вертолету спешил, Лешке привет передавал. Лешка шапку его жене, дочери, ему самому песцов набил. Ну, жена-то ему и рассказала про Лешкину беду. А Васильев ей говорит, что ничего страшного нет. Это, мол, часто случается такое. Вы, говорит, положите его на стол, а на переносицу положите яйцо. Час-другой полежит, и все пройдет.