Читать ««Кино» с самого начала» онлайн - страница 31

Подобные мысли стали приходить мне в голову позже, а зимой 1981-го все было по-другому – мы не думали на такие мрачные темы, мы были страшно довольны поездкой в Москву и с удовольствием возвращались домой. Мы родились в этом городе, выросли здесь и любили его таким, какой он есть. Да я и сейчас его люблю не меньше, поэтому и вижу все то дерьмо, которым он завален по самые крыши.

После поездки мы как-то сблизились с Цоем – нам было легко общаться, так как Цой был молчалив и достаточно мягок и уступчив, я тоже особенно не любил суеты, хотя суетиться приходилось довольно часто, а главное, нас сближали похожие музыкальные пристрастия – я собирал пластинки, менял их на «толчке», и у меня все время были новые поступления. У Свина они тоже были, но к этому моменту он с головой ушел в изучение панк-рока, и выбор в его коллекции был довольно специален. Я же собирал «красивую» музыку – Jethro Tull, Yes, Beatles, из новых людей – Костелло, Television, Pretenders… Познакомился я и с музыкой Дэвида Боуи и записал почти все его пластинки – так он мне понравился. Цой приходил ко мне записывать музыку на свой магнитофончик «Комета», мы говорили о роке, но играть вместе не пробовали – стиль «Пилигрима», где я продолжал трудиться, был Цою не близок – это больше походило на The Who середины семидесятых – такой мощный громкий рок. Дюша был нашим музыкальным и идейным руководителем, он обожал The Who и Led Zeppelin, и под его руководством мы грохотали вовсю. Цою же нравилось играть более тонкую музыку, что он и делал в «Палате № 6».

Довольно сложно сейчас писать о том, как мы тогда существовали, – масса подробностей не запомнилась, поскольку мы принципиально не думали ни о завтрашнем дне, ни о вчерашнем. Среди нас не было летописцев, и никто, даже мысленно, не вел хроники событий. Музыка сделала нас такими – не похожими на других, чужими среди своих. Это ощущение чужеродности до сих пор во мне, а окружающие это чувствовали и чувствуют, и это вызывало и продолжает иногда вызывать у них недоумение. Гребенщиков как-то сказал, что в те годы рок-н-ролл был единственной до конца честной вещью в этой стране, и я полностью с ним согласен. Только это могло вызвать радость в наших душах. Именно радость – не смех и хихиканье. Разве те люди, что стоят в очередях, чтобы сдать пустые бутылки, чтобы купить полные бутылки, чтобы выйти на свободу, после опорожнения бутылки разве есть радость в их душах? Они смеются постоянно – над похабными анекдотами, над глупыми шутками, несущимися с киноэкранов, над рассказами писателей-сатириков о том, как страшно жить в этой стране, они смеются над собственным убожеством, нищетой и порочностью, но нет радости на их лицах. А мы искали эту радость и находили ее. В рок-н-роллах Элвиса и балладах Beatles мы открывали больше смысла, чем во всех тех статьях Ленина, что я законспектировал в девятом и десятом классах школы и на трех курсах института.