Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 92

— У нас нет старосты.

— Как же так? — удивился Николай Алексеевич.

— Нет, не выбирали. Максим Петрович у нас и мастер и староста.

Ребята с тревогой приглядывались к военруку. Как же так: везде и всюду, каждый день они с Максимом Петровичем, а теперь вот его нет. Вместо него будет Николай Алексеевич, демобилизованный летчик. Он интересный человек, уже был на войне, но как же без Максима Петровича?

— Весь день я не смогу находиться в мастерской. Мне нужен помощник. Вот и давайте выберем старосту. Вы вполне взрослые, мыслящие люди, знаете, что вам задано мастером, что надо делать. Со всеми возникающими вопросами будете обращаться к старосте, а уж он, по мере надобности, ко мне.

Переглянулись, остановили взгляд на Веньке, у того веснушки стали заметнее, но не потупился, не отвел глаз.

— Веньку Потапова!

— Хорошо, Потапова. Только почему — Венька? Ну, Веня, Вениамин. У каждого еще и отчество есть.

— Потапычем мы его будем звать, — невинно сказал Алеша.

Венька показал ему кулак, но не со злом.

Старостой выбрали Вениамина Михайловича Потапова, Потапыча.

5

Кто только придумывает эти дома с буквой «а»? Прячутся они где-то на задворках в самых неожиданных местах. Стоять будешь перед ним, а не догадаешься, что это он: почему-то забывают приколотить или нарисовать номер дома. Местные жители и те точно не знают, хотя другой раз и видят его из своих окон. Раньше вот здорово было: напишут на почтовом конверте — улица Широкая, дом Попова, — и всем ясно, куда доставить письмо.

Алеша Карасев стоял в уютном зеленом дворе перед деревянным домом с двумя подъездами. С верхнего этажа из открытого окна слышался патефон, доносились голоса. В глубине двора на лавочке у разросшегося куста сирени сидели две девочки лет десяти-одиннадцати, повязанные платками, они оставили свои разговоры и серьезно смотрели на Алешу.

Он искал дом, где живет дочь Максима Петровича — Зинаида, по мужу Короткова.

После занятий с Венькой навестили больного мастера. Максим Петрович занимал комнату в общежитии училища. Тягостное впечатление осталось от посещения. Почти голая, неуютная комната: стол, две табуретки, кровать железная и под нею плетеный квадратный короб с крышкой для белья. Максим Петрович лежал в постели, укутанный поверх одеяла демисезонным пальто: его знобило.

И тут не забывал роль наставника, говорил, чтобы берегли рабочую честь и своей работой не срамили себя, иначе пропадет к себе уважение. Сдавил костлявыми пальцами Венькину ладошку — поздравил новоявленного старосту группы. «Кто же за вами ухаживает, Максим Петрович?» — спросили с состраданием. «Есть кому, не оставляют… — слабо улыбнулся: —…несчастная вдова». А губы блеклые, из-за опавших щек нос казался большим. Им было стыдно, как никогда: доконали старика, так он сам сказал. Им что, им и жизнь пока — игра, а он все принимал к сердцу, оно, как известно, не железное. Пожелали ему выздоровления, а он повел речь о том, какая на земле идет скверная мясорубка, убивают и калечат молодых, полных жизни, а что он? Кому какая жалость, если что и случится… «Да вы что, — горячо запротестовали, — вы даже не представляете, как все переживают, вы ушли — мы и носы повесили». — «Внучку повидал бы», — сказал после молчания.