Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 56

2

— А я вчера сразу в училище. — Венька покачал головой, словно удивляясь своей откровенности. — Знаешь, мамка болеет, совсем плоха, сижу возле нее и все думаю: как там ребята? Уезжал — не жалел, а тут, вот напасть так напасть, нейдет из головы… Кто же без меня Старую беду дразнить будет? Вот ведь о чем думал! И видел его, как вот перед тобой стоит, слипшиеся угольники показывает, ну, те, когда впервые знакомился с нами. Нет, будто шепчет мне кто-то: не придется тебе, Венька, своими руками такие угольники делать, И так тошно, так тошно, мочи нету. Тут с мамкой уж совсем никуда, впервые узнал, есть такая болезнь — дистрофия. Я уже работал, ящики сколачивал, тоже, наверно, для мин, военные грузовики приезжали за ними. Пришел с кладбища и решил: домой надо непременно, не то пропаду…

Венька шагал размашисто, помахивал одной рукой. Говорят, что люди, размахивающие при ходьбе одной рукой, как правило, наполовину скрытные, но Алеша этому не верил. Это Венька-то наполовину скрытный? Скажи кому другому! Мудрая бабушка сказывала: если думаешь о ком-то, тот, другой, это чувствует и тоже начинает о тебе думать. Сколько за эти месяцы вспоминался Венька, а он, оказывается, и сам о тебе думал, хоть и не говорит, что именно о тебе, но это так. И еще жалость, до слез прямо, когда вспоминаешь тетю Полю. И что за страшная болезнь — дистрофия; Венька о смерти матери говорит сдержанно, словно боится, что станут сочувствовать и ему будет неприятно. И потому Алеша молча сопит, жалеет Веньку, а о тете Поле ни слова.

Чтобы примениться к Венькиному широкому шагу, приходится подстегивать себя, переходить на рысь. Они шли в училище.

— Пришел когда, удивился: мастерская будто меньше стала, потолок ниже, — продолжал рассказывать Венька. — И ребята все какие-то мелкие, кроме Сени Галкина, конечно. А тебя Карасем прозвали. Спрашиваю: «Где Алешка?» — «Это Карась-то? Не знаем, не пришел сегодня».

— Всех прозвали, — неохотно объяснил Алеша. — И тебя прозовут. Васька Микерин на это легкий.

— Это хорек-то?

— Ага, видишь! Сам обзываешься. Вообще-то, Хорек к нему подходит, мы его все Микерей зовем. Как узнает от кого пошло — Хорек, и тебе прилепит что-нибудь.

— Пусть попробует.

Зимой Алеша ходил короткой дорогой, вернее, тропкой: от фабрики через реку и сразу к железнодорожным путям. Настолько наловчился подлезать под вагоны, что в три шага оказывался на другой стороне рельсов. Шли этой тропкой и сейчас. Утром на путях было пустынно, и только у ближней к станции линии сновали люди. Ребята пролезли под вагоном и очутились в сутолоке бегавших с носилками санитаров, вороватых барыг и сбившихся с ног милиционеров, которые отшвыривали барыг от вагонов. Это опять пришел эшелон с эвакуированными ленинградцами. На этот раз у вагонов было больше подростков и стариков, те, кто еще стоял на ногах, сами шли к деревянному зданию станции. Ребята сразу попали в окружение, люди жадно вглядывались, одна мольба была в глазах — хлеба! Но у ребят ничего не было, и от них отходили. Невозможно было спокойно смотреть на них. Венька хмуро вглядывался в бескровные лица, чувствовал он себя хуже некуда.