Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 39

— У, это здорово! — повеселел Алеша. — И знаешь, вернешься — сразу к нам жить. Все равно мы с мамкой вдвоем, сестра в казарме при заводе, комната большая. Пойдешь к нам?

— Так в нашей каморке тетушка будет жить, папина сестра, тетя Нюра. Мамка сказала, пусть живет, чтобы не заняли каморку, надеется вернуться. Я приеду…

— Веньк, тут на лестнице мальчонка маленький меня обругал…

— Сказал: гадюк? — сразу догадался Венька.

— Ага! Я даже не знал, что ответить.

— Больной он, несчастненький, не обижайся, — пояснил Венька. — Отец у него забулдыга был, мамку его колотил чем попадя, вот он такой и родился… Отца-то на войну забрали, а мать пропала куда-то, бросила, словом. Так он из каморки в каморку ходит, жалеют его, кормят.

— Я не обиделся…

Со слабой надеждой на возвращение Веньки из эвакуации уходил Алеша из корпуса. Представлял, как сейчас придет домой, встанет в своем уголке у слесарных тисков и совсем успокоится, может, даже помечтает о чем-то хорошем…

Но уж такой сегодня тревожный день выпал: шел он, опустив голову, не смотрел по сторонам, его окликнули:

— Карасев! Алеша! Ты ли?

Алеша поднял глаза. Перед ним стоял их школьный учитель литературы Валентин Петрович. Одет он был странно: длинное черное, довольно потрепанное пальто, кирзовые, побелевшие от времени сапоги; всегда следивший за собой, сейчас он был небрит и, кажется, даже несколько дней не умывался.

— Хорош, коли разглядываешь с удивлением, — с легкой улыбкой сказал учитель. — С работы, браток, иду, с завода. — Крупный нос его морщился, как будто Валентин Петрович собирался чихнуть и заранее ждал этого удовольствия. — Постарел я, видно, изменился, глаза-то у тебя округлились, и рот от изумления баранкой. Что ж, не гребень, дружок, голову чешет, а время. Вот ушел вслед за вами из школы. Пустовато без вас стало, затосковал.

Алеша даже не пытался справиться с волнением, не поверил он и тому, что Валентипу Петровичу «пустовато стало» — не в одном он классе преподавал.

— Зачем ушли-то? — не понимая, спросил он. — Ведь школу-то не закрыли? Нет?

— Ну, Карасев, — засмеялся учитель, — вроде ты бестолковостью не отличался. Говорю же, время такое, потребовало туда, где я нужнее. В армию не берут, на завод — с полной охотой. Все-таки мужская сила.

Все равно у Алеши не укладывалось в голове: как это можно было учителю оставить школу?

— Но как же! Другие ребята остались, хотят учиться, а кто их учить станет? Кому-то надо.

— Ну, кому надо, тот и остался в школе, — легко отозвался Валентин Петрович. — Не одобряешь?

Алеша пожал плечами. Он был далек от того, чтобы осуждать учителя за его поступок, сделанный, конечно, с благородной целью, но нутром чувствовал, что Валентин Петрович поступил как-то не так, почему-то свою учительскую работу считает менее нужной. Война войной, а ребята растут, им учиться надо. Жизнь-то ведь не кончается сегодняшним днем.

— Что о себе не рассказываешь? Дела-то твои как?

— Ничего, — неуверенно ответил Алеша. — В общем, хорошо: учусь, работаю…