Читать «Три приоткрытые двери. Исторические зарисовки» онлайн - страница 26

Какие-то люди решили, что без войны им никак не прожить, и сотни стальных пауков поползли по детству тех, кому не повезло родиться до лета сорок первого. А самой Фаине Фёдоровне, вместо того, чтобы взять дочку за теплую ладошку, посадить в машину рядом с папой и поехать в город к дежурному врачу, подлечить ноющий зубик, а потом, как обещалось, зайти в кафе-мороженое, пришлось, обезумев от страха, укрывать малышку от пуль.

Николай Ефимович после того обстрела прибежал бледный, глаза страшные! Сказал, что в лагере мобилизация, им он помочь ничем не сможет – собираться придется самим. Только сунул жене в руку свой наградной пистолет, расцеловал, крепко к себе прижимая, её и дочку и велел бежать с вещами к штабу, где всех гражданских политрук погрузит в машину и вывезет.

У Фаины Фёдоровны до сих пор стоят перед глазами её трясущиеся руки, которыми она утрамбовывала в чемодан свои и Ниночкины вещи.

Потом бежали по пустой, пыльной и бесконечно длинной улочке, стараясь не думать «что дальше?!». Что дальше с ними и, самое страшное, с Колей, потому что свист пуль первого короткого обстрела ещё звенел в ушах, и было невыносимо думать, что ему теперь идти туда, где от этого свиста может не оказаться ни защиты, ни спасения…

У штаба уже стояли другие, такие же, с расширенными, беспокойными глазами. Стояли молча, потому что страшно – гораздо страшнее, чем от любой беды в мирной жизни – и все слова показались вдруг лишними. Только когда на дороге задребезжала машина, разом заволновались, подсобрались, подтягивая к себе детей – все-таки, какая-никакая определенность… Но машина, обдав их пылью, промчалась мимо, не останавливаясь. И если бы не мелькнуло за стеклом тусклое лицо политрука, так бы они и стояли дальше, ожидая помощи…

Ах, с каким странным чувством горечи и удовлетворения, спустя два года, в столовой пехотного училища под Сталинском, двинула Фаина Фёдоровна по этому, промелькнувшему сейчас лицу! Двинула от души, и рука в последний момент милосердно не дрогнула. Двинула за всех и за всё! За эту растерянность на пыльной дороге, за Колино отчаянное желание умереть, когда ему сообщили: «погибли», за маленькую Ниночку с её больным зубиком, ничего не понимающую, но молчаливую, только моргающую огромными глазами из-под светленькой челки.

Говорят, того политрука разжаловали. Ну и что? Разве это кара?! Разве можно сравнить огорчение от смены одних погон на другие с тем опустошением, которое тяжелой плитой прихлопнуло горстку женщин с детьми, когда развеялась пыль от уехавшей машины, и стало просто тихо?

Спасибо Николай Ефимович дал свой пистолет.

Эта совсем не женская вещь, так и оттягивала карман вязаной кофты. И Фаина Фёдоровна вспомнила о ней сразу, как только на дороге, по которой они двинулись пешком и уныло брели уже около часа, показался литовский рейсовый автобус. Кое-как его остановили, но везти их на ближайшую станцию трясущийся от страха водитель наотрез отказывался.