Читать «Шпионские игры царя Бориса» онлайн - страница 193

От волнения Выходец даже ускорил шаг и, в результате, до богатого дома Франца Ниенштедта добрался быстро. Первая удача: рижский бургомистр оказался на месте. Лакей провел купца в обставленную дорогой мебелью гостиную. Франц Ниенштедт улыбнулся, произнес по-русски:

— Тимотеус, дела потом, сейчас как раз принесут обед. Давайте за едой не говорить о коммерции.

Купец Выходец не стал скрывать своего беспокойства:

— И всё же скажите, как обстоят в Риге дела с торговлей?

— Прекрасно! Главное препятствие исчезло: шведский флот больше не блокирует город, скоро лед на реке Даугаве растает и судоходство возобновится уже через несколько недель. Так что всё, как обычно.

— Я не о том. Мне необходимо купить селедку. Разрешат ли мне это?

Ниенштедт усмехнулся:

— Были бы деньги. Когда же в Риге препятствовали торговле?

— А разрешат ли власти вывезти мне продовольствие из Лифляндии? — Выходец и Ниенштедт между собой общались, как обычно: рижанин говорил по-русски, а московит из уважения к нему отвечал по-немецки.

— Всё, как обычно. Платите пошлину и увозите.

Поняв наконец, о чем беспокоился Тимофей, немец пояснил:

— Поймите, Рига снабжается морем, все в городе понимают, что, как только вскроется лед, сюда навезут много сельди из Дании, зерна и сыров из дальних стран, где не было таких ужасов. Потому продукты не берегут. К тому же у лифляндских крестьян своя жизнь. А у рижских купцов — своя. И прибыль интересует их больше, чем судьба хуторян. А магистрат и польского короля волнует, будут ли платиться торговые пошлины. Если доходы уменьшатся, то магистрат не сможет платить зарплаты своим служащим, а король — вести войну со шведами. Кто же решится ограничивать торговлю? Впрочем, что это вы, Тимотеус, говорите за обедом о таком плебейском продукте, как селедка. Посмотрите: сейчас мой слуга принес гороховый суп с копченными ребрышками, за ним последуют оленина под клюквенным соусом и вишневый пудинг… Нет, давайте сначала поедим, а лишь потом поговорим о делах. Не отнимайте у меня, старого человека, последней радости, — пошутил один из четырех рижских бургомистров.