Читать «Льды возвращаются» онлайн - страница 11
Александр Петрович Казанцев
Нет! Не для этого завела я тетрадку. В ней может быть записано только самое важное, только самое необыкновенное, что случится в жизни.
И это случилось. Я окончила школу. Я получила аттестат зрелости.
Сколько было волнений, сколько зубрежки ради несчастных пятерок, утешительных четверок и… досадных троек, из-за которых приходилось краснеть перед мамой.
Ну вот! Школа позади, а мир, удивительный и зовущий, — впереди.
Школа была старого типа, не специализированная. Мама по старинке считала, что в детстве нельзя почувствовать склонность к чему-нибудь, хотя именно в детстве это и находят. Она настояла на общеобразовательной школе, окончив которую, „созрев“, можно выбрать все, что хочешь: станок, лес, поле или вуз…
Я „большая“! Я „созрела“! У меня аттестат зрелости, а чувствую я себя „аттестованной незрелостью“ и совсем не знаю чего хочу.
Вчера все мы, одетые в белые платья, — а мальчишки были в серых костюмах и небрежно курили, — все мы по старой традиции собрались на Красной площади.
Я быстро-быстро ходила без подруг, наметив себе на камнях черту, где поворачиваться. Я загадала, что при первом ударе курантов, в полночь, должна все придумать, все решить.
Раньше все казалось просто. Я хотела стать великой актрисой, дирижером, пианисткой… Выйти к освещенной рампе в красивом, длинном до пят платье, ощутить озноб от тысяч устремленных на меня глаз, от которых сладко и жутко на душе. И потом, чтобы все исчезло, едва зазвучат первые аккорды и перенесут в необыкновенный мир и меня и всех в зале, заставят рыдать или смеяться, ощутить счастье… Я хотела дарить людям счастье, но научилась только бренчать на рояле… Потом я мечтала пойти на самое опасное поприще, стать разведчицей в стане врагов… Но иная сейчас сложилась в мире обстановка… И произношение на иностранных языках у меня просто ужасное. А после несчастья, постигшего Францию, всенародного гнева и победы друзей во всех главных странах Европы мне уже хотелось изучать в Париже и Лондоне, в Риме бесценные сокровища культуры, но на беду я понимала произведения только старых мастеров и никак не воспринимала „рыдающих красок“ или „смеющихся линий“, все еще модных на Западе.
Оставалось искать себе применения на самом обычном поприще. Но уж во всяком случае не у мамы под крылышком в ее лаборатории!.. Каждый человек должен быть самостоятельным, пусть даже с аттестатом зрелости в детской сумочке, вроде той, которую мама подарила мне, когда я перешла в седьмой класс, и которую я до сих пор люблю больше всех своих вещей…»
«…Я спорила с папой, когда он прилетел и готовился к новым полетам. Я ему говорила, что стыдно дочери профессора Веселовой-Росовой стать физиком „по наследству“, а он сказал, что Ирэн Жолио-Кюри неплохо продолжала дело своей матери Марии Кюри. Я даже почувствовала неловкость от такого сравнения. Я сказала, что другая дочь Марии Кюри стала киноактрисой. А он сказал, что она была красавицей. Потом папа понял, что я сейчас разревусь, усадил меня перед собой так, чтобы мои коленки упирались в его жесткие колени, взял мои руки в свои, заглянул, как он говорит, в мои миндалинки, и… все стало ясно, все стало не так, как думалось на Красной площади. Нет на свете никого лучше папы!.. Он знал все!