Читать «Русские исторические женщины» онлайн - страница 114

Даниил Лукич Мордовцев

Как бы то ни было, но слухи эти ходили не только по Москве, но достигли, в самую глубь Польши, до слуха Мнишка и Марины. Марина начала ревновать своего жениха к Ксении. Мнишек, не отпуская на Москву своей дочери, несмотря на все просьбы и требования Димитрия, писал ему: «Есть у вашей царской милости неприятели, которые распространяют о поведении вашем молву; хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, но я, отдавши вашему величеству сердце и любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица Ксения, дочь Бориса, живет вблизи вас, то, по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее отстранить от себя и отослать подалее».

Несчастную сиротку, действительно, отстранили и отослали далеко: ее постригли в монахини под именем Ольги и сослали в монастырь на Белоозеро.

Вот об этой-то поре жизни девушки сохранились песни, которые пела Ксения о себе самой и которые, вероятно, пели и другие девушки того времени, так как песни эти уже обращались тогда в народе. В высшей степени важно то, что песни эти пелись тогдашним русским народом еще при жизни Ксении, потому что записаны были в России англичанином, бакалавром Ричардом Джемсом в 1619-м году, а Ксения умерла в 1622-м году, через три года по отъезде Ричарда Джемса из Москвы.

В этих песнях Ксения оплакивает свои и всего своего семейства несчастия, боится, то «Гришки-растриги», который едет к Москве, «хочет ее полонить», а полонив постричь, а ей молодой девушке, в монастырь идти боязно, не хочется – «чернеческого чину ей не сдержати», захочется ей отворить «темные кельи», «посмотреть на добрых молодцев». Плачется она о своих царских теремах, о милых переходах». Плачется о том, кому достанутся их высокие хоромы, «браные убрусы», «золотая ширинки», «яхонтовые сережки» – не для чего уже будет надевать на себя эти украшения, а нужно будет. идти в темные кельи – «благословиться у игуменьи».

Но лучше мы приведем, с математической точностью, как они тогда записаны были для Джемса, – эти полные милой наивности песни, отдающие такой прелестью простоты и безыскусственности:

Сплачется мала птичка,Белая пелепелка:Охте мне молоды горевати!Хотят сырой дуб зажигати,Мое гнездышко разорити,Мои милые дети побити,Меня пелепелку поимати.Сплачетца на Москве царевна:Охте мне молоды гореватиЧто едет к Москве изменник,Ино Гришка Отрепьев рострига,Что хочет меня полонити,А полонив меня, хочет постритчи,Ино мне постритчися не хочет,Чернеческого чину не здержати,Отворити будет темна келья,На добрых молотцов посмотрити.Ино, ох милый наши переходы,А кому будет по вас да ходитиПосле царского нашего житья,И после Бориса Годунова?Ах, милыи наши теремы,А кому будет в вас да седети.После царьского нашего житьяИ после Бориса Годунова?

* * *

А сплачетца на Москве царевна,Борисова дочь Годунова:Ино, Боже, Спас милосердой,За что наше царьство загибло —За батюшково ли согрешенье,За матушкино ли немоленье?А светы бы наши высокие хоромы,Кому вами будет владетиПосле нашего царьского житья?А светы браныи убрусы,Береза ли вами крутити?А светы золоты ширинки,Лесы ли вами дарити?А свет яхонты серешки,На сучье ли вас задеватиПосле царьского нашего житья,После батюшкова преставленья,А света Бориса Годунова?А что едет к Москве рострига,Да хочет теремы ломати,Меня хочет царевну поимати,А на Устюжну на Железную отослати,Меня хочет царевну, постритчи,А в решотчатой сад засадити.Ино охте мне горевати,Как мне в темну келью ступати,У игуменьи благословитца.