Читать «Дорожный иврит» онлайн - страница 64

И у меня язык не повернулся сказать, что в определенных ситуациях – да, разумеется. Раз. И второе – на самом-то деле вот это акцентированное сочувствие к несчастным арабам, затраханным высокомерными евреями, – это и есть взгляд колонизатора, только просвещенного. Это отношение к израильским арабам как к «братьям нашим меньшим». Именно «меньшим» – это здесь уже на уровне психомоторики. То есть, называя своими словами, высокомерие. И – глубоко сидящее. Но ничего такого не сказал, политкорректность остановила. И к тому ж, они Мишины друзья, его гости, чего я буду взбухать. Ну и вообще, симпатичны мне эти барышни.

– Можно посмотреть, как вы рисуете? – спросил я.

И Зоя дала мне свой альбом. Наброски с натуры, которая их окружает, то есть Миша, Ира, я. Именно наброски, почеркушки художника, но – с неожиданной проработкой, точнее, с ориентацией на некоторую законченность. Летучий набросок как законченный жанр. Эскизность в качестве художественного приема. Некоторые работы были просто хороши. Скажем, три молодых негра, стоящие у барной стойки и задравшие голову к свисающему с потолка телевизору. Гротескно, но это не шарж, – здесь есть эмоциональная объемность, предполагающая существование мира за кадром. И очень выразителен штрих, скупой и нервный, а также насыщенность химических цветов фломастера. Цвета яркие, контрастные, но – ни один не свистит.

– А ваш альбом тоже можно посмотреть? – спросил я у Наташи.

Та послушно протянула свой альбом, и на первом же развороте я увидел великолепный пейзаж городской улицы, с домом, как будто слепленным цветными штрихами фломастера.

– Вот чего не получается, когда пытаешься сделать снимок фасада, а фотоаппарат выравнивает все цвета в одну тональность. Вроде все правильно, но убивается главное – игра оттенков и фактуры.

– Да, – кивнула Наташа так, как будто сама мучилась с фотоаппаратом, – глаз у фотоаппарата тупой.

И силуэты людей в альбоме Наташи тоже выразительные. Даже, может, чуть пожестче, чем у Зои. Но уровень профессионализма тот же.

– Но вообще странно, – сказал я, – что вы две художницы, два разных человека, а рисуете как один.

– Так и должно быть, – сказала Зоя. – Мы – группа.

– Какая?

– «Новый Барбизон».

– Барбизон – это кто?

И девушки терпеливо объяснили мне, что были когда-то во Франции такие вот художники-пейзажисты «барбизонцы», рисовавшие с натуры возле деревни Барбизон.

– Ну, раз вы группа, у вас, наверно, есть своя эстетическая программа?

– Мы пока еще формулируем ее.

– Но ведь хоть что-то про то, что вы делаете, можете сказать?

Первой программу начала объяснять Зоя:

– Художник должен рисовать руками.

– Не ногами то есть, – пояснил мне Миша.

– Ага, – сказал я.

У окна стоял Валера Айзенберг, рассказ которого я прочитал накануне, и в рассказе этом упоминался художник-авангардист, закреплявший лист бумаги на солнце, а на лист этот клавший камни и, дождавшись, когда солнце прожарит лист и чуть изменит цвет бумаги, камни снимавший, и лист с невнятной, но, надо полагать, выразительной композицией выгоревших и нетронутых солнцем кусков бумаги, заправлявший в рамку. Короче, рисовал солнцем. Ну да, теперь понимаю, о чем.