Читать «На войне как на войне. «Я помню»» онлайн - страница 57

Там было еще два таких момента. Когда ночью выводили из окружения войска, один из этих пяти танков в темноте упал в Днестр. Вместе с экипажем тогда погибли и два ГСС из 203-й дивизии: Шикунов и Корнеев, которые ехали на этом танке. Уже после войны, когда мы с однополчанами посетили это место, то показали местным властям, где утонул тот танк, его достали и поставили как памятник на кургане.

Там же, на плацдарме, на наших глазах был сбит наш истребитель и упал рядом с нами. Из моей роты взяли солдат, чтобы выкопать и похоронить погибшего летчика, но тогда это сделать не удалось, т. к. двигатель с кабиной ушли в землю на шесть метров. И тогда же после войны мы показали, где лежит истребитель, его все-таки выкопали, и оказалось, что пилотом в нем была девушка – Кулькина Мария Ивановна.

За эту операцию нашего командарма Цветаева и еще ряд командиров 20 мая сняли с должности, а командовать назначили Берзарина. И три месяца до начала Ясско-Кишиневской операции мы стояли во второй линии обороны за Днестром, занимались обучением новобранцев и дезинформацией немцев: строили деревянные макеты танков, пушек, всячески имитировали сосредоточение войск. А в августе пошли в наступление.

– Насколько ожесточенными были бои за границей?

– В Румынии серьезного сопротивления мы не встречали. Проходили через Галац, переправились даже через Дунай в Болгарию, но почти сразу нас вернули, переправили катерами вверх по Дунаю, и мы вошли в Югославию. Тяжелые бои начались только на подходе к Белграду, а вот уже в Венгрии бои были очень жестокие.

– Как за границей встречало гражданское население?

– Еще когда мы были в Молдавии и наступление только готовилось, нас собрали, и замполит полка Гасюк очень строго всех предупредил, чтобы мы себя вели за границей достойно, а все проявления мести, мародерства и насилия будут караться самым жесточайшим способом, вплоть до расстрела. Румыны нас встречали хорошо, а как нас встречали югославы, это что-то… Радость у них была неописуемая, каждый хотел тебя обнять, выпить с тобой за освобождение. А я своим солдатам запрещал пить, так начались обиды, и поэтому пришлось разрешить выпивать по 100 грамм, но некоторые, конечно, перебарщивали. В Чехословакии нас тоже встречали прекрасно, а вот в Венгрии население встречало довольно прохладно.

Группа офицеров-политработников на Дунае: (1-й слева Куцелепа – водитель Миралевича; с поднятой рукой – фотограф Ламброс)

– Расскажите о вашем последнем бое.

– Где-то 25 марта, наверное, это была уже территория нынешней Словакии. Вечером, уже смеркалось, в чистом поле мы отбивали атаки немцев, которые пытались вырваться из окружения. Как следует окопаться мы не успели, я, например, успел себе вырыть окопчик только до колен. Отбили несколько атак, а я стрелял из своего MG-34, и немцы, которые были ближе всего к нам, что-то начали кричать. Наверное, они подумали, что раз пулемет немецкий, значит, стреляют немцы. Но когда мы продолжили стрелять, они задействовали минометы. Первая мина – недолет, вторая – перелет, а уже третья упала рядом со мной… Причем в паре метров от меня лежал мой ординарец Дикий, так в него ни один осколок не попал, а у меня шестнадцать дырок в животе, и шею царапнуло… Я почувствовал, как будто у меня в животе раскаленное железо и ногу поднять не могу. Дикий подал мне руку, я еще смог подняться из окопа, сделал два шага и потерял сознание. В том бою ранило и Мозинсона, и еще трех солдат, и всех нас на повозке отправили в медсанбат. Причем на фланге немцы все-таки прорвались, и если бы нас повезли по дороге напрямик, то немцы бы нас точно перехватили… Но ездовой Новосельцев то ли растерялся, то ли еще что, но он нас повез по тропинке, по которой мы туда пришли, и благополучно довез до санбата.