Читать «Дивеево. Русская земля обетованная» онлайн - страница 144

Поставила короб не на виду, а в укромном месте, глубокой нише, где раньше часы напольные тикали, да пришлось продать, чтобы денег выручить: на прожитье не хватало, вдовая теперь, без кормильца (да и согнулась вся – годов-то сколько). Набросила сверху старый, траченный прожорливой молью зипун и вздохнула удовлетворенно, с облегчением, с чувством исполненного долга. Перекрестилась на образа и мигавший огонек лампадки поправила, чтобы ровнее горел…

За бумаги мужа она теперь спокойна, не пропадут, дождутся того, кому назначены, кто сумеет ими воспользоваться, с умом распорядиться. Сама-то она не слишком ученая, чтобы уразуметь, о чем там покойный пишет (почерк у него – сплошные каракули и завитушки), а тут нужен человек образованный, с пониманием, да и в редакции газет и журналов разных; вхожий, – может, кое-что из бумаг-то и напечатают. Не зря же Николай Александрович над ними трудился, дни и ночи напролет просиживал, со свечей нагар снимал – торопился, чтобы ничего не упустить.

Ведь писал-то не с чьих-нибудь слов, а самого богоносного старца Серафима, почитаемого ныне по всей России, потому-то и ценность у бумаг особая. Не в каждые руки отдашь, а только тех, что бережно очистят от пыли и птичьего пуха, разгладят каждую страничку, разберут с лупой, вчитаются в неровные, прыгающие строки, такого же человека не сразу дождешься. Но Елена Ивановна терпению научена: не зря при монастыре уж который год живет, могилу мужа оберегает. Сама втайне пострижена, и игуменья Мария – для нее советчица и наставница, без ее благословения шагу не ступит.

В короб Елена Ивановна иногда заглядывала, перебирала лежавшие сверху тетради, и казалось ей, что умерший где-то рядом, вот-вот протянет к ней руку и ласково коснется ее плеча. Пыталась хоть что-то прочесть, но какое там, с ее-то глазами (совсем ослепла)… да и опять же почерк у Николая Александровича…нет, безнадежное дело. Одну тетрадку выпросила у нее Агаша Купцова, ее дальняя родственница (из рода Мелюковых), монастырка, жившая в одной келье с Дуней Булатовой, тоже хорошо ей знакомой. Частенько бывала у них, гостинцы приносила по праздникам и к себе приглашала на чай с пирогами.

И вот однажды Агаша – раскосые глазенки цепкие, приметливые – углядела под старым зипуном короб, спросила, скромно потупившись, якобы безучастно:

– А что в нем, матушка, коробе-то этом?

Елена Ивановна сразу не ответила, и Агаша уловила, что за ее молчанием скрывалась некая адресованная ей сдержанная укоризна. Поэтому, спохватившись, испуганно прикрыв ладонью рот (воистину на такой-то роток да набросить бы платок), стала слезно каяться, оправдываться, извиняться:

– Ой, что это я!.. Вот грех-то! Грех-то! Простите, матушка! – А глазенки не унять: все туда, в угол смотрят, на короб!