Читать «Дивеево. Русская земля обетованная» онлайн - страница 126
Леонид Евгеньевич Бежин
Такие заманчивые картины рисовались Сергею Васильевичу, прихотливо мелькали перед глазами, пока собирался, одевался, кудри свои русые у зеркала расчесывал, складки кафтана разглаживал, расправлял, пылинки сдувал. Тоже хотелось себя показать достойно, не сплоховать, чтобы не судачили потом соседушки: вот, мол, не пара…
(А может, и впрямь не пара?)
Невесту свою он издали уже не раз видел: и в церкви встречались по двунадесятым (она, белым платочком покрытая, поближе к иконостасу всегда стояла), и на шумном базаре, куда ее с кухаркой посылали, чтобы нужного не забыли, а лишнего не взяли. А случалось, что и просто на улице в воскресный день, когда арзамасцы семьями гуляли, семечки щелкали, по сторонам поглядывали.
Что ж, ничего не скажешь, хороша собой. Можно сказать, красавица, с таких портреты пишут. Рослая, статная, черты лица крупные, словно резцом искусным вырезанные, лоб открытый, губы цвета спелой вишни, глаза чуть раскосые, с поволокой и брови соболиные. К тому же и стан тонкий, и грудь высокая, и осанка, и походка – всем взяла. Лебедушка, пава, ему ох как люба.
Только вот поговаривают о ней…раныне-то он значения не придавал, мимо ушей пропускал, а теперь вспомнилось, да так ясно, что он этак вздрогнул, оторопел и сразу понял причину уклончивости бабки Макаровны. А поговаривают, что странная какая-то, словно с придурью, порченая, что какой-то червячок ее гложет, будто румяное яблоко изнутри выгрызает.
Сергей Васильевич призадумался: отказаться, может, пока не поздно, повернуть оглобли? Однако взыграло в нем лихое упрямство – он и повернул бы, но кони ретивые и норовистые попались. Сергей Васильевич решил, что невеста его дурит по молодости, пока в девках ходит, под родительской опекой и лаской. А как станет женой, хозяйкой, семейные заботы одолеют, да дети пойдут, вся дурь-то с нее, словно хворь, сойдет.
И такое ему к тому же подумалось: а может быть, в женихах разборчивая, нарочно на себя напускает? Комедию ломает, самых-то незадачливых высмеивает, вышучивает, отваживает?
И вот пожаловали они с крестной на смотрины. И Макаровна с ними увязалась, чтобы чего не прозевать, своего не упустить: то за спину спрячется, то из-под локтя выглянет, то вперед норовит забежать. Постучались – сразу открыли, словно давно поджидали. Шапку снял, на иконы перекрестился, хозяевам со всем уважением поклонился. Те – ответный поклон, все как положено, чинно, честь по чести. Вывели к нему невесту, а та как неживая: сама шагу не ступит, рукой не шевельнет, не улыбнется, слова не вымолвит. Понукать приходится, шипеть ей в ухо по-гусиному: «Гостя-то уважь. Будь поласковее». Молчит и не шелохнется, будто остолбенела. Будто мыслями не здесь, а где-то далеко, за тридевять земель. Крестная в пол смотрит, носки туфель разглядывает, бусы на шее перебирает или по сторонам озирается. Матери неловко за дочь, не знает, куда глаза спрятать, и каждым жестом, каждым взглядом – оправдывается, заискивают перед гостем: «Уж простите, не обессудьте, не прогневайтесь».
