Читать «Приключения сомнамбулы. Том 2» онлайн - страница 790
Александр Борисович Товбин
Не слышал лязганья за спиною дверных замков на перегородках, деливших коридор с палатами на отсеки, не видел жавшихся к стенам коридора психов в застиранных байковых пижамах навырост, не замечал медсестёр за постовыми столами с никельными ванночками, где кипятились шприцы; он лишь задевал боковым зрением милые окаменелости примитивных масляных, впитавших пыль лет пейзажиков, развешанных по давно не белёным, с грязно-зелёной панелью, стенам, – лазурно-мутная, прозрачно-кобальтовая, густо-ультрамариновая гора горбилась над вспененным морем, чернильные тени стволов ложились поперёк солнечного асфальта набережной, а под ногами мелькали чёрно-белые, тут и там отслоившиеся пластиковые плитки коридорного пола, он, казалось, летел, вцепившись в гриву Пегаса: это было триумфальное бегство, пусть и сопровождаемое равнодушным посапыванием конвоя.
Лязгнул последний замок.
Стойкий запах мочи, рык унитаза за перегородкой.
Ничуть не раздосадованный тем, что надолго заперт среди узких кроватей, тумбочек, скакнул по плешивому линолеуму, спугнув мирно скользившие по нему пушинки, к забранному железной решёткой окну.
Из окна открывался фантастический вид на прошлое!
Когда-то, не исключено, что во сне, он уже видел сверху эти серовато-охристые, подобные осыпавшимся фрескам, брандмауэры, эти деревья, воду, возможно, видел в каком-то другом ракурсе, при другом освещении, но чётко, объёмно, как сейчас, наяву – он обрёл свою точку зрения.
Под окном, под массивной больничной оградой, тускло блестела Пряжка, а дальше… С жадностью узнавания ощупывал глазами, словно слепой пальцами, мрачноватые кирпичные стены на травяном откосе, тополя, сбросившие пух в тёмную Мойку, чей покой, оставляя разбегавшийся волнистым клином след, смел потревожить только случайный катер; выгибался мостик с изваянием рыболова у узорных перил, бледное небо сползало с ржавых крыш, за крышами угадывались сомкнутый береговой фронт дворцов, простор сильной полноводной реки.
И вот уже зарозовевшее небо меркло, мерцало…
И стучало в виске: только б успеть, успеть!
Вскипая от нетерпения, заряженный тайным знанием, теснимый изнутри образом романа, который, вызревая, разрастаясь, рвался на свет, он видел уже написанное, видел вполне отчётливо – все восторги и тревоги, все слова и пространства, увязались композицией, озаряюще сверкнувшей в путанице сомнений, пока вели по длинному коридору.
Но сначала, прежде, чем записать увиденное, он запоем, будто книгу, открытую сразу на всех страницах, перечитывал город на сезонном излёте лучшей его поры.
Догорали белые ночи.