Читать «Фотькина любовь» онлайн - страница 56
Михаил Иосифович Шушарин
— Шилка! Шилка! Я — Нерчинск! Я — Нерчинск! Прием!
Ответа не было.
— Шилка! Шилка! Я — Нерчинск!
Дядя Дема отдал Ивану трубку.
— Ты вызывай, а я пойду!
— Может быть, мне лучше. А?
— Прекратить разговоры!
Лишь позже Иван нарисовал в своем воображении картину происшедшего… Ящерицей скользнул дядя Дема к трубе. Вот он, немецкий часовой! Прислонился к дереву и ест галеты, обламывая их крепкими зубами. Дядя Дема ударил его автоматом по загривку, забежал внутрь трубы и, нащупав веревочную лестницу, пошел наверх… Корректировщик только в последнюю минуту заметил дядю Дему. Он вскинул пистолет, но дядя Дема сжал его в беремя, они упали и покатились в смертной схватке все ближе и ближе к пропасти.
Иван вбежал в остов трубы, когда там, на искореженной стальной арматуре, пронзенные острыми штырями лежали два трупа. Здесь и оставил Иван своего мертвого старшину, бывшего председателя колхоза. Решил вернуться к рации. Он был уже на краю воронки, когда услышал это иноземное слово: «Хальт!» Немецкий автоматчик как будто ждал Ивана. Иван выдернул лимонку и кинул в немца, а сам упал головой вниз, в спасительную воронку. По ногам понужнуло огненное крошево.
Санбатовский санитар нашел Ивана после того, как штурмовые батальоны прошли далеко вперед. Он вез его на телеге мимо снимавшегося с насиженных мест портнягинского дивизиона, и сам Портнягин увидел Ивана.
— Где ты его взял? — остановил он санитара.
— Там, в воронке… Сначала подумал — мертвый, а потом послушал грудную клетку, а там тук-тук! Ваш, что ли?
— Наш.
— Ноги у него изорваны, а сам ничего.
— Жить-то будет?
— Должон.
— Ты вот что, как очухается, ты вот записку ему передай! — майор расстегнул планшет, вырвал из блокнота листок и начал что-то писать. — Вот. Лично.
— Сделаю, товарищ майор. Как только придет в себя…
— Постой, — попридержал его майор. — Фамилия твоя как, имя, отчество?
— Кокорин моя фамилия. Тихон Александрович.
— Так вот, еще раз прошу тебя, Тихон Александрович, обязательно этому человеку отдай мою записку.
Санитар был старый человек с изъеденным морщинами лицом и голубыми глазами. Пообещав сделать все в точности, как приказывал майор, он замялся и попросил:
— Выпить у вас нечего случайно, товарищ майор?
— На, — майор отстегнул свою фляжку. — Да смотри, лишнего не хлебни. Набирают вас в армию, черт те каких!
— Меня не набирали, — оторвался от фляжки санитар. — Я по своему желанию, в командировке. От госпиталя. Мастера мы по протезному делу.
— Ну-ну! Мастера! Чтобы веки вас не было, таких мастеров!
— Что правда, то правда, — согласился санитар и тронул лошадь.
…В санбате Ивану отняли обе ноги. Сначала правую, а через день левую. Никто не спрашивал у Ивана согласия, потому что все время он был без сознания. И, кто знает, не будь такого серьезного хирургического вмешательства — не было бы Ивана на свете. Газовая гангрена, а по-русски выразиться «антонов огонь», отобрала у Ивана ноги.
Очнувшись от последней операции, Иван начал медленно осознавать, что наделали с ним врачи. Как острой иглой пронзила сердце мысль: «Кланя!» Иван закрывал глаза и начинал колотиться в лихорадке. До ясности представлял себе, что с ним будет и что с ней. Вот привезут его, безногого, домой, к бабушке. Придут бабы, старики, начнут утешать. А она? Куда ей деваться? Куда бежать! Что она, на загорбке таскать своего мужа будет?