Читать «Русий Велибог» онлайн - страница 67

Олег Васильевич Северюхин

— Вы чего тут делаете? — раздался голос лагерного замполита. — Прогулка, а вы тут баланду травите, гулять, гулять и так холодно на улице. А откуда это у вас яблоки? Кто принес? Откуда свежие яблоки среди зимы? Это что тут за палка, — и он пнул веточку, торчащую из земли. — Прогулку заканчиваю. Охрана, пересчитать и провести самый тщательный шмон. Кум быстренько выяснит, откуда у вас яблоки появились.

Опрос и проверка камер результатов не дали. Все молчали, а тем, кто пытался говорить правду, попросту не верили.

С этого дня Велибог стал самым авторитетным зеком. По духовной части, а по административной части смотрящим был я. Все вопросы на зоне решались только по совету с ним. Если это делается во славу России, то было массовое участие. Если это не имело отношения к мощи России, мероприятие торпедировалось. Не помогали ни штрафные карцеры, ни лишение посылок и возможности подкупать что-то в ларьке.

Как-то братва пришла к Русию и спросила:

— Слушай, братан, кормежка на зоне скудная, пайка маленькая, а на работы ходим все, даже те, кому это западло. Мы все во славу России делаем, так неужели нельзя пайку побольше сделать?

— Сделаем, — пообещал Велибог.

И действительно, в этот же день чашки стали наливаться вровень с краями, а на второе порции стали такими, что их невозможно было съесть.

Поначалу братаны обрадовались, а потом снова пришли с жалобой:

— Слушай, Велибог, что из того, что пайка стала больше? Бурда так и осталась бурдой, только ее стало больше. И кирзы на второе тоже больше. Уже давимся, и сожрать не можем. А охрана радуется, что отходов стало больше и для их хряков пайки увеличились. Сделай так, чтобы нам хоть на первое и второе курятину давали, что ли.

— Сделаем, — пообещал Русий.

И в этот же день всем в тарелки на первое и второе стали класть по куриной ножке. Вся лагерная администрация удивлялась: нет по раскладке курятины, а зеки курятину жрут и щеки от сытости лопаются. Разбирались, разбирались, но так и не могли докопаться до сути. Но докладывать никуда не стали, потому что начальство их по головке не погладит за то, что они зеков курятиной откармливают.

Слава о нашей зоне прокатилась и по другим зонам. Начали к нам переводить представителей из других лагерей. Скоро курятина всем надоела до такой степени, что глаза бы на нее не глядели.

Снова пришли представители и просят:

— Слушай, наставник, обрыдла нам эта курятина, ты бы нам как-то разнообразил меню, а?

И тут Велибог не вытерпел:

— Да вы сами не знаете, что вы хотите. За грехи ваши вам определена пайка, так вот эту пайку и будете есть, и вспоминать от чего вы отказались, что вам было дано свыше без заслуг ваших, а только из милосердия. Так вот, чтобы получить то же, вы должны молиться Богам нашим и работать изо всех сил на благо России. Идите и работайте. И учтите, что вера наша не только призывает к служению России, но может за труды и поощрить, а может и покарать.

— Опять на зону, что ли? — приуныли зеки.

— Зачем на зону, — сказал Велибог, — вот, Сизиф, получил от старых греческих богов наказание и до сих пор камень катает наверх, или, к примеру, как у Бога нашего сказано: «Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром». «Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца». «…и будешь трепетать ночью и днем, и не будешь уверен в жизни своей». В тысяча пятьсот девяносто седьмом году в Сицилии жил упорный, непослушный человек и вел распутную жизнь. Знакомый монах много раз увещевал его, чтобы он исправился и отстал от мерзкой богопротивной жизни. Через несколько дней после увещания распутник погиб в постели непотребной женщины, будучи заколот штыком соперника. Другой распутник, узнав об этом, сделался целомудренным и остальные шестьдесят лет своей жизни пребывал в сердечном раскаянии о своих грехах.