Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 46

– Что, получили, милейший?

Продолжил он, однако, по-русски:

– И вообще, господин Луцак, не нужно вводить в заблуждение дорогих гостей. По-нашему, никакой вы не доктор, а всего лишь магистр. Доктор это я! Настоящий, не галицийский.

В этом месте раздался одобрительный смех той половины зала, что поддерживала Ненарокова.

– Доктор? – свирепо передразнил его Луцак. – Жалкий профессоришка, получивший свое звание от царского режима!

– Я представитель русской науки. Я получил свое звание в университете святого Владимира. Я четыре десятилетия трудился на ниве народного просвещения. Я был общественным деятелем нашего края. Мои сыновья сражались в русской армии против большевизма. Меня лично знал генерал Бредов. А вот вы тут – никто!

Ответ доктора Луцака, будучи слабо связан с высказыванием оппонента, ответом, по существу, не являлся. Такого рода реплики вообще были характерной чертой его полемического стиля, и оставалось лишь гадать, где он этому научился.

– Украинское крестьянство дважды изгоняло большевиков из Украины, в то время как ваши «русские армии» отсиживались в Крыму!

Ненароков отреагировал моментально, слышать алогичные доводы Луцака ему было не впервой.

– А какое отношение вы имеете к этому крестьянству? И где отсиживались тогда вы? В своей сраной Галиции? И позвольте заметить…

– Нет, не позволю! – перебил его Луцак. – И я вам не хо-хол! Прошу представителей германского командования обратить внимание на подобные высказывания подобных, с позволения, личностей! Личностей, которые в своем узком кругу смеют поднимать вопрос об использовании в школьном и высшем образовании московского языка, подвергая таким образом сомнению итоги украинской национальной революции и действия германских властей!

– Нечего тут клеветать на малороссийский народ, – прокричал в ответ Ненароков. – Не было у нас никакой национальной революции. Была петлюровщина, махновщина, а потом большевистская украинизация! И заметьте, господа, этот галичанин, ко всему, еще доносчик! Но я знаю, доктор Грубер не из тех людей, что стали бы прислушиваться к гнусным инсинуациям этого… господина.

Не обращая внимания на Ненарокова, Луцак продолжал излагать свое видение истории последних десятилетий.

– Местью большевистского режима стал искусственный голод в Украине, явившийся геноцидом станового хребта украинской нации – украинского крестьянства…

Ненароков, который, в отличие от Луцака, слышал не только себя, окончательно рассвирепел.

– Геноцид русского крестьянства, сопротивлявшегося большевистской украинизации!

– Московский наймит! – заклеймил его Луцак.

– Дурак, болван, осел, невежда! Такой, как вы, мог защитить магистерскую диссертацию во Львове только на украинской кафедре или в каком-нибудь тайном «университете», ни на одну приличную кафедру в настоящем университете вас бы попросту не пустили!

– Докторскую! – взвыл Луцак. – И что вы называете «приличными кафедрами»? Польские? Что такое «настоящий университет»? Прошу господина Грубера обратить внимание…

Ненароков смерил его презрительным взглядом.

– Я же говорил, жалкий доносчик. Но наше различие, милостивый государь, не только в этом. В отличие от вас, я потомок запорожских казаков и нахожусь у себя дома. Это мой город, пусть ему до сих пор не возвращено историческое название и он носит имя большевика и украинизатора.