Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 223
Виктор Костевич
Мне не спалось, я чувствовал неясную, нарастающую тревогу. Убитая девушка (женщина – какая, к черту, разница) словно живая (боже, что я несу) стояла (лежала) передо мною на обгоревшей и вытоптанной траве. Молодое, не очень красивое лицо (хауптшарфюрер был прав), светлая челка под грязной косынкой. Разбросанные в стороны белые, не очень-то южные руки, задравшаяся над коленями суконная юбка, ноги в солдатских сапогах из грубой искусственной кожи. Роза из совхоза… Икорников… Услышав, что Грубер ворочается на столе, я тихо спросил:
– Не скажете, кто такая Софья Перовская?
Мой вопрос не удивил зондерфюрера.
– Русская террористка. Вроде вашего Обердана.
– Кого она убила?
– Царя-Освободителя. Она была не одна. И строго говоря, убила не она. Но ее повесили вместе с другими. Первого марта. Хотя нет, первого марта они как раз убили. По новому стилю тринадцатого. Для прошлого века двенадцать дней разницы. В его карету швырнули бомбу. Как в Гейдриха.
Я попытался заглушить тревогу шуткой.
– Этот царь освободил Россию от большевизма?
– Нет, – ответил Грубер, – Россию он освободил от крепостного права, а Болгарию от турок.
Я продолжал шутить, стараясь отогнать отвратительное видение, дикое, невыносимое, непостижное, мерзкое.
– Так эту Перовскую, возможно, подослали мстительные османы?
– Нет, они были идейными борцами.
– За что?
– За освобождение России и счастье трудящихся.
– А-а. Слушайте, Клаус, а что такое совхоз? То же самое, что колхоз?
– Совхоз – это советское хозяйство, а колхоз – коллективное.
– В чем разница?
– В форме собственности. Но знаете, Флавио, я не сильно интересовался земледелием. Больше Пушкиным.
Он явно хотел окончить разговор, но я боялся остаться один. Наедине со всё более гадкими мыслями, из тех, которые боишься выразить словами, даже безмолвно.
– Великий поэт, я знаю. Что-то вроде Леопарди, правда?
– Современник.
– Слушайте, прочтите что-нибудь. По-русски. Хотелось бы услышать.
Грубер ответил не сразу. Видимо, выбирал, что прочесть.
– Вот ведь дерьмо, – сказал он наконец с искренней досадой в голосе, – ничего подходящего в голову не приходит. Всякая ерунда. Впрочем, какая вам разница?
– Действительно, – поддержал его я, – какая мне разница, всё равно не пойму.
Грубер шмыгнул носом.
– Верно. Тогда послушайте русский стишок про иностранных журналистов. Внимайте, миланский вития.
И легонько прыснув, зондерфюрер продекламировал – тихо, чтобы не разбудить Юргена, но в то же время с некоторым чувством:
– Ваш слух усладился, Флавио? – спросил он, закончив чтение.
– Звучит довольно бодро, – великодушно похвалил я московского барда. – И что это значит?
