Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 213
Виктор Костевич
* * *
Сторожка лесника стояла на опушке, примерно в четырех километрах от места нашего развертывания. Если бы там и находился кто-то посторонний, уйти бы он не смог – румыны, немцы и добровольцы, пробравшись между деревьями, быстро и бесшумно перекрыли все пути отхода (еще одна группа румын, по радиосигналу, двинулась нам навстречу). Тем не менее захватить удалось одного только лесника. Его допрашивали перед низким бревенчатым домиком, возле которого расселись перекусить группки румынских пехотинцев и местных полицейских. Вскоре сюда же – по пройденной нами тропинке – подъехали мотоциклисты, оставленные на кордоне во избежание лишнего шума. За ними, другой дорогой, подкатили грузовики и бронеавтомобиль.
Лесник был старым, лет под семьдесят, с почерневшим от солнца и времени лицом, без бороды. С ним говорил унтерштурмфюрер Эренталь. Он сидел на деревянном чурбане, сняв с головы измятую фуражку и постоянно вытирая платком измученное и злое лицо («Я не спал трое суток», – признался он нам по дороге). Рядом стояли двое татар-полицейских и трое немецких солдат с рунами на воротниках. Один держал канистру с бензином. Переводчиком был русский, совсем непохожий на Романкова, тоже злой и тоже измученный. До меня доносились отрывки фраз, русских и немецких. Я ухватывал смысл разговора и вскоре перестал замечать, на каком языке что звучит: одно улавливалось на одном, другое на другом. Удовольствия мне этот разговор не доставлял. Но я слушал как завороженный.
– Ты будешь говорить, старая сволочь?
– Ваше благородие…
– Говори, мерзавец!
– Ваше благородие…
– Что это, сука?
Грубер дернул меня за рукав. Похоже, разговор не нравился и ему.
– Флавио, пойдемте отсюда. Идемте же.
Я не успел обернуться в сторону зондерфюрера, потому что увидел, как лесника сбили на землю и мусульманские добровольцы с размаху принялись колошматить его под ребра сапогами. Обхватив руками голову, он жалобно закричал – и эти слова я точно услышал по-русски.
– Ничего не знаю, сынки.
– Для кого жратва в доме? – проорал Эренталь.
– Идемте, Флавио! – снова дернул меня Грубер.
– Моя, моя, моя! – кричал старик. – Ей-богу, моя!
– Врешь, ублюдок. Тебе столько и за год не сожрать! А больше ты все равно не проживешь.
У Грубера окончательно сдали нервы. Гуманитарии бывают порой невыносимо чувствительны.
– Флавио, черт побери! Мы идем или нет?
Но я не мог оторвать от Эренталя глаз. Вскочив с чурбана и вырвав из кобуры пистолет, унтерштурмфюрер выкрикнул:
