Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 187

Равномерный гул наверху сменился совсем другим – резкие звуки, резкие толчки, дрожь, ощутимая даже ногами. Вздрогнула и погасла коптилка. Я невольно открыл рот, вновь ожидая этого самого. Да чем же они там лупят, сволочи?

Краем уха услышал неясное бормотание Пимокаткина. Со злостью подумал: «Молится, что ли, придурок?» И тоже начал шептать. Не помню что, но шептать, яростно, как говорят церковники – истово, без остановки.

Внезапно стало чуть тише. Гул наверху снова сделался ровным, более того – казалось, он постепенно отдалялся. Я замолчал. Услышал чей-то вздох. Еще чей-то, и чей-то еще.

– Ладно, ребята, – решительно сказал Старовольский, выбивая кресалом искру и зажигая коптилку, – хватит дурью маяться. Будем обедать. Консервы, надеюсь, у всех наличествуют?

– Наличествуют, но я бы лично предпочел шашлык, – признался Шевченко. – На шампуре, с дымком, из баранинки.

– Или хотя бы чебурек, – отозвался Зильбер. – Шоб сок от мяса вытекал. Ты в своей Сибири ел чебуреки, Аверин?

Ответить я не успел. Меня опередил бытовик.

– Наркомовских бы щас.

– А я, товарищи бойцы и командиры, и на шампанское согласен, – признался Молдован.

После сегодняшних впечатлений я бы тоже не отказался. Ни от наркомовских, ни от шампанского. Бог уж с ними, шашлыками и чебуреками.

Краски русского юга. Стабильные системы

Флавио Росси

3-5 июня 1942 г., среда – пятница, второй, третий и четвертый день артиллерийского наступления на Севастополь

Возвращаясь в Симферополь, я рассчитывал встретиться с Валей, однако напрасно. Разыскивать ее я не мог – не имея понятия где, – и надеялся только на случайную встречу. Или на то, что Валя придет сама, на это – больше всего.

Валя не появилась и в среду. Утром в четверг я отправился в небольшой временный лагерь, устроенный для восточных добровольцев – перебежчиков из Красной Армии и пленных, изъявивших желание бороться с большевизмом в одном строю с германскими товарищами. Поездка была организована Грубером. В расположенный по соседству с обителью добровольцев огромный лагерь настоящих военнопленных мне наведаться не позволили. Точнее не рекомендовали, указав на немыслимую антисанитарию, которую повсеместно разводят русские, а также объяснив, что ничего интересного для союзной прессы там нет и не может быть.

На несколько часов я оказался среди людей Востока, в таинственном и загадочном для меня мире. Не настолько, конечно, загадочном, как Абиссиния, но все же чуждом и малопонятном.

Мне дали переводчика, бывшего лейтенанта Красной Армии (точнее, как он мне объяснил, военюриста) по фамилии Романков. Это был невысокий худощавый брюнет, с тихим голосом, робкими движениями, легкой курчавостью и искательно бегающими глазками присномаминого сынка, неожиданно для себя оказавшегося вдали от родной и привычной юбки. Спрашивать о причинах перехода на сторону рейха не приходилось, и я решил не мучить его расспросами. Он и без того был напуган на всю оставшуюся жизнь, независимо от того, сколь долго последней предстояло продлиться.